Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Набрался он знатно. Хорошо еще, если вспомнит что-то, когда протрезвеет, а то пользы от таких показаний – никакой, потому что веры в них нет. Ну допустим, крылья – полы кардигана, хотя это ж убиться, так по жаре ходить. Но горящие глаза, когда там хорошо, если силуэт видно было? Красные «жигули» против закатного солнца-то?»
– И взглянул он на деву очами огненными, и сомлела она, – нараспев вещал тем временем бомж – доктор наук. – И утащил он ее в свою колесницу, лишь перстень на земле остался. И нашел тот перстень я, и пью теперь за упокой души ее!
Дмитрий, хоть стакан и взял, пить не стал. Во-первых, было боязно за здоровье. Во-вторых, ситуация получилась уж очень сюрреалистичной: майор МВД пьет нелегальный самогон, купленный на незаконно обретенный перстень, который еще и является уликой в деле о маньяке-убийце и который в силу этого предстояло изъять, делая самогон вдвойне мошенническим.
Сам самогон, таким образом, тоже можно было приобщить к делу, и участие в распитии придавало совершенно новый смысл понятию «уничтожение улик».
«Перстень», без сомнения, был кольцом-маркизой, популярным после фильмов по роману Анн и Сержа Голон об Анжелике. Такие носили почти все женщины, девушки и бабушки.
– И куда вы дели этот перстень?
– Отдал безвозмездно за самогон Машке, – гордо сказал Аристархович. – Только тсс! Машка говорит, что сие не самогон, а вода живая! С секретным ингредиентом, хотя между нами – чего там секретного. Что я, аcorus calamus[3] не узнаю? Узнаю. Узнал. Вот и сейчас узнаю, в процессе употребления. Эмпирически.
– Ничего себе! – повторил майор. – А где Машка живет? Мне позарез святой воды надо.
– Там, – неопределенно махнул рукой Евстахий, – возле киоска.
– Ага, – неопределенно отозвался Дмитрий, поглаживая кошку, которая, учуяв самогон, явно испытывала желание сбежать куда подальше. – А модель колесницы не разобрали, Евстахий Аристархович? Всегда было интересно, на чем советские демоны раскатывают.
– Римская, – без колебаний сообщил бомж. – С крыльями Гермеса!
«С закрылками, что ли. Или вообще «Волга»?»
Понятно было, что с этим свидетелем каши не сваришь. По крайней мере, пока. И список дел, казавшийся до выхода из управления таким простым и понятным, рос, как оползень.
Профессора нужно было отправить в вытрезвитель, а потом в больницу под охрану, чтобы не сбежал, – еще потребуются люди, которых и так нет!.. – экспертов вызвать, следы с дороги снять, котенка занести домой, не забыв по дороге заскочить в магазин хотя бы за молоком. Найти Машку у киоска и изъять перстень для опознания в надежде, что она его еще никуда не сбагрила. Хотя бы звонков по объявлению можно было не ждать до завтра, когда выйдут газеты. И еще отчеты, так и оставшиеся недочитанными. А где взять столько времени?
Дмитрий словно наяву услышал голос Деда: «Начальник должен руководить, а не носиться, как мышь безголовая».
Так, увы, у него не получалось.
«А еще пообещал вечером помочь Ольге с переездом. И не просто пообещал, а сам предложил».
Переезд получался вместо работы… но не совсем, потому что любое время, проведенное с Ольгой на людях, получалось работой, причем важной. А значит, на завтра, скорее, стоило перенести именно отчеты. Именно и исключительно поэтому, а вовсе не потому, что хотелось ведьминской компании.
«Ну да. А маньяк ездит на римской колеснице с крылышками».
По дороге, уже совсем близко от шоссе, он заметил в стороне высокий, в три этажа, остов здания, приткнувшегося к склону сопки. Фронтоны, колонны, розетки, остатки красной – или розовой? – краски. Необычная заброшка. Величественная, даже в таком облезлом виде: легко можно было представить, как она выглядела когда-то давно, когда тут проводили службы. Высоченная, сияющая свежей краской, сияющая стеклами огромных, в пол, окон. Сейчас от этого величия осталась только тень. К розовому зданию сзади было пристроено другое, белое, одноэтажное, со стрельчатыми башенками.
«Та самая кирха, что ли? Да, тут вряд ли осталось много веры, которой можно лечиться. Зайти, что ли? Даже не знал, что тут такое есть, и при этом выглядит как-то знакомо. А! Точно же! Она была на одной из фотографий Зои, только ракурс другой!»
Дмитрий бросил взгляд на небо. Тучки, которых только что, казалось, вовсе не было, явно собирались в дождевой фронт, чтобы объявить войну не на жизнь, а на смерть. Этнографическому и фотографическому интересу явно следовало подождать. После ливня эксперты не нарыли бы на дороге вообще ничего.
Вздохнув, Дмитрий перешел на трусцу: до телефонной будки оставался еще добрый километр, а там пока вызванные приедут…
IV. Переезд
Как и полагалось ведьме, Ольга жила под самой крышей – видимо, чтобы удобнее было летать на шабаши. Общежитие обходилось без лифта, поэтому с коробками приходилось бегать по лестницам на пятый этаж и обратно. Дмитрий в целом не возражал, тем более что и вещей у Ольги оказалось не так уж много: пара сумок с бельем, три чемодана с одеждой, пальто, шуба, четыре коробки с обувью, сундучок с украшениями, книги в сумках, книги в связках, книги россыпью… подумаешь, всего несколько ходок.
Хуже было то, что сама Ольга в это время подписывала бумаги у коменданта и прощалась, так что компанию составлял только неизвестно откуда взявшийся Шабалин. Точнее, известно откуда: «Помочь надо, да и как вы дорогу найдете? Олечка ведь без машины ездила, а из автобуса улицы иначе выглядят». На здравое замечание Дмитрия, что адрес остается адресом даже из окна автобуса, Шабалин просто ушел наверх, за, как оказалось, коробкой с украшениями.
В общем, компания могла бы оказаться и лучше.
«Лучше бы без помощи».
– А вот видите, Дмитрий, – нудел Шабалин, пристроившись рядом со стопкой книг, перевязанных бечевкой. – Киплинг в оригинале? Моя книга, одолжил Оленьке почитать. Переводы – они ведь всегда искажают образ, даже если переводчик хороший. И раз Оленька может читать на английском, и с удовольствием, замечу, это делает, то пришлось настоять, чтобы хотя бы Киплинга она читала именно так. Ох, скольких трудов стоило достать, вы не представляете. Два года охотился.
Дмитрий тоже мог читать хоть Киплинга на английском, хоть Сенеку на латыни, но дома у него жили только переводы. Ими так вот хвастаться не получилось бы при всем желании.
«И как у него дыхания на болтовню хватает?»
Количество ходок наверх внезапно стало казаться слишком большим.
– И вы заметили, насколько налегке путешествует наша Оленька? – Не унимался Шабалин. – Для иной женщины пришлось бы грузовик искать, а то и два, а здесь, смотрите – одно пальто, одна куртка… м-м, хорошее шерстяное пальто, вы пощупайте, как пальцам приятно! – так вот, больше ведь даже в нашем климате не нужно, больше и нет. Ровно все, что необходимо, не более, а что есть – качественное, это важнее всего.
«Или наша Оленька уезжала из Москвы в большой спешке, а здесь не успела обзавестись ничем, кроме самого необходимого, – размышлял Дмитрий, поднимаясь по лестнице за чемоданом. – Или и правда минималистка? Нет, решено: завтра же вспоминаю, кто в Москве мне должен сплетню-другую, и звоню. Тайны тайнами, а следователь я или где? А то даже эксперт больше знает про Олю, чем я».
Мысленное замечание было крайне несправедливым, и сам Дмитрий это прекрасно понимал. Почему бы Шабалину не знать гораздо больше про младшего эксперта, когда они работают вместе? Нипочему. Он и знает. Глупой ревности это ничуть не мешало.
– А вы, Сергей Саныч, любите Киплинга? А что именно?
Шабалин улыбнулся.
– Вообще – «Сказки старой Англии» и стихи. Но в частностях… Tisn’t beauty, so to speak, nor good talk necessarily. It’s just it. Some women’ll stay in a man’s memory, if they once walked down a street[4].
Может, у Дмитрия и не было дома собрания Киплинга в оригинале, но английский он все же знал.
«Тонко. Иронично даже. Нет, я не поддамся на подначку, не поддамся…»
Но старший эксперт еще не закончил.
– Но знаете, Дмитрий, мне больше нравятся произведения лорда Байрона. Истинный гений темного романтизма, не находите?
– Интересные вкусы. Да вы прям эрудит. В папу? Или в маму? Впрочем, учитывая отношения лорда с матерью…
Черт знает, что его заставило сказать именно так. Отношения Байрона с матерью, если верить ему самому,
