Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов

всплывут. Что уж он наплел про побои, не знаю, да мне и дела до этого не было. И до жалоб его тоже. Даже знай заранее, что в милицию побежит, все равно избил бы в кровь. Лишняя статья? Шут с ним, отсидел бы лишний год-два, тут за дело, и не жаль было бы. Справедливо ведь? Справедливо. Вышел, встретил Женьку… удивительная женщина, даже прошлого не испугалась, поверила. Новая жизнь, получается. И на море всегда хотела, ну а мне где жить – без разницы, так что переехали. А там и Аленка родилась. Жили, растили, а оно вот как обернулось. Недоглядели, значит, где-то мы с Женькой, недосмотрели. Воли много давали, думали, дурь из головы с возрастом выветрится. Вот и выветрилась вся, с жизнью вместе. У вас, товарищ майор, дети есть? Нет? Значит, не представляете, каково это, когда вот так простыню с тела поднимают. Стою и думаю, как оно лучше, когда было вот так или не было.

– Нет, детей у меня нет. Но вашей потере сочувствую.

«Но если ты хочешь сказать, что лучше бы их и не было, то не соглашусь. Даже в твоем рассказе было почти двадцать лет новой жизни, а что закончилась вот так – это стечение обстоятельств. Крайне поганых, да, но все же человек не контролирует мир вокруг настолько, чтобы избежать трагедий. Увы. А если ты хочешь оправдаться за отсидку – так плохо получается, потому что если ты работал директором, то это твоя ответственность и есть. Так что все и правда справедливо. Или ты о чем-то другом?.. О чем? Не о выбитых же зубах безвестного бухгалтера».

Понять, о чем именно, не получалось. Мысли упорно возвращались к Алене, лежавшей на столе перед ними, и к ублюдку, к которому вчера удалось подобраться на шаг ближе.

– Сочувствуете, – повторил Савелий Иванович. – А я не верю.

– Сочувствию?

– Если бы сочувствовали, то сделали бы то, что должны. А раз не делаете, то и сочувствие ваше пустое. Я могу идти?

«Так ведь ты сам прийти хотел».

Дурацкое грызущее чувство, что он что-то упускает, не может поймать. Но что? Откуда это ощущение, что из этой беседы нужно было извлечь какое-то цельное зерно, которое придало бы всей сцене смысл? О чем говорил этот странный отец, желавший взглянуть на тело дочери, но бросивший на него лишь один взгляд?

Провожая Савелия Ивановича к дверям, Дмитрий мог только пожать плечами. Порой такие зерна проклевывались только потом, порой не проклевывались вовсе. В данном случае, вероятно, это было не так важно. Хватало других забот.

II. Эксперт

Выйти на этого человека Дмитрию удалось после команды, отданной Изместьеву: «Миша, узнай, в каких библиотеках у нас есть отделы с мистикой, мифологиями, алхимией и прочей чертовщиной. Нужен список имен, которые повторяются на карточках чаще всего. А может, библиотекари и без карточек скажут. Да, и университеты не забудь! А лучше загляни туда в первую очередь. Мало ли.

Пока он ждал результата, эти несколько часов не прошли впустую: он читал отчеты и изучал жизнь жертв, у которых не было, ну просто не было иных пересечений, кроме промки. Хоть что делай. А оно должно было быть, хоть одно. Криминальный мир? Да нет, Вахтанг – птица не того полета, и он вряд ли светил своего фотографа. Это-то скорее случайность, о которой он сам говорил Игорю: девушке, которая крутится не в том обществе, куда легче влипнуть в неприятности. Огородниц, которые через промку чаще ходили компаниями, коротая дорогу за беседой, ловить лично ему, Дмитрию, было бы куда сложнее, чем таких вот одиночек.

Как бы там ни было, сейчас Дмитрий стоял у сталинки на Луговой, известной как «Серая лошадь», точнее, у той ее части, которую некогда строили для работников Дальневосточной железной дороги. Хороший дом, красивый, высокий, с колоннадой и статуями на крыше, лепниной и арками над окнами первого этажа, величественными карнизами.

Только денег на капитальный ремонт все не находилось, и вблизи, да еще на ярком солнце, серая штукатурка выглядела облезлой, да и лепнина, если присмотреться, местами отваливалась.

«Время перемен…»

Перемен в последние годы и правда наблюдалось преизрядно, вот только отчего-то они не радовали. Партийные дрязги, воры, талоны, застой во всем, включая буксующую очередь на жилье для молодых сотрудников, и растущие как грибы маньяки-убийцы. Вроде бы только что расстреляли за тридцать шесть убийств Геннадия Михасевича, в Ростовской области все еще ищут ублюдка, убивающего без разбору женщин, подростков и детей, а теперь еще и тут, во Владивостоке.

Перечень перемен формально получился не очень логичным и последовательным, но казался инстинктивно правильным, словно одно тянуло за собой другое.

«Или просто надо выспаться. И нужен выходной, а лучше два. Да кто ж их даст. Да и сам не пойду, пока эта падла где-то там небось снова высматривает жертву».

Пока Дмитрий поднимался на четвертый этаж, он размышлял о том, что имя человека, к которому идет, уж очень длинное. Как там Михаил зачитал… Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Дальневосточного государственного университета, старший научный сотрудник отдела этнографии, этнологии и антропологии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН Илья Алексеевич Муравьев.

Дверь, обитая коричневым дерматином, тоже не выглядела на такой звучный титул, зато звонок отозвался басовито, внушительно.

Никто не отозвался, и Дмитрий надавил кнопку еще раз и держал дольше, требовательнее. Возможно, стоило позвонить заранее, чтобы договориться о визите, но… человек, который интересовался подобными темами, автоматически попадал в число подозреваемых, пусть даже подозрение было крайне туманным. И в таком случае зачем давать время подготовиться к визиту, когда можно нагрянуть неожиданно и сбить этим с толку, запутать? С этой же точки зрения не стоило идти одному, но и тут получалось двояко.

С одной стороны, людей жутко не хватало, а собирать приходилось огромный массив данных о жертвах, их окружении, жизни – просто потому, что нельзя было исключать, что маньяк все-таки охотился на знакомых. А ведь надо было еще и отдыхать, потому что иначе мозги переставали работать. Поэтому два часа на визит, который, скорее всего, ничего не решал, – это минус два часа другой, потенциально более полезной работы. Ну и Дмитрий все же не был хрупкой девушкой.

С другой стороны, если Муравьев маньяком не был, запугивать его нужды не было. Испуганный человек был куда менее полезен.

В квартире что-то слабо прошуршало, словно тапочкой о линолеум, но дверь не открылась. Зато дверной глазок потемнел – кто-то внимательно, стараясь не шуметь, разглядывал визитера.

«Вот это уже странное поведение для скромного ученого среди бела дня».

Версия о маньяке внезапно стала куда менее туманной. Дмитрий отступил на шаг, давай себя рассмотреть, достал из кармана корочки и поднял перед глазком.

Спустя еще несколько секунд зазвенела цепочка, щелкнул болт, потом скрежетнул, словно был плохо смазан, замок. С каждым звуком Дмитрий удивлялся все больше. Район вовсе не был криминальным, напротив, и такие меры предосторожности?..

Открывший дверь мужчина не походил на маньяка вовсе. Низенький, высохший, он никак не мог быть ни тем силуэтом на пляже, ни тем, кто убегает от участковых или уносит девушек в машину. Ученому было не больше пятидесяти, но из-за морщин он тянул на все шестьдесят. Впечатление дополняло то, что, несмотря на день, встретил Илья Алексеевич Дмитрия в банном халате, причем явно давно не стиранном. Да и из квартиры пахнуло затхлостью, словно давно не проветривали. Снаружи сияло солнце, а в коридоре горел свет, да и видно было, что окна закрыты.

Хозяин, открыв дверь, молчал, только смотрел, часто моргая. Поняв, что ни приветствия, ни приглашения войти не последует, Дмитрий откашлялся.

– Илья Алексеевич? Здравствуйте. Меня зовут Дмитрий Владимирович Меркулов, я – майор юстиции. У вас найдется время? Хотелось бы поговорить о деле, которое требует консультации. Иными словами, мне нужны ваши знания.

– Мои… знания? – недоуменно спросил профессор. – А вы… вы не за мной?

– За вами? – в свою очередь удивился Дмитрий. – А есть причина? Впрочем, может быть, поговорим внутри, не на площадке?

– А? Да-да, конечно. – Муравьев