Лишний - Дмитрий Болдин

как я провожу там время, куда хожу, о знакомых, которых я приобрел за два года. Я ему рассказываю, как часто бываю на концертах, как люблю ходить в парк, как ночью смотрю на огни города, который никогда не спит, и что мне там, в общем-то, хорошо, потому что я привык к нему и мне там нравится, а отец мне рассказывает, как объездил всю Индию, как три часа ехал на слоне, чтобы добраться до какого-то храма на горе, как их колонна попала под дождь, и они пережидали его в джунглях и только на рассвете добрались, и он там пробыл три дня. Еще он много рассказывает о работе, и мы никак не затрагиваем его личную жизнь, а потом он смотрит на часы и вспоминает, что у него назначено совещание, и мы идем вместе обратно до площади, и, стоя у входа в бизнес-центр, он, не снимая очков, просит у меня прощения. А я отвечаю, что все в порядке и не стоит сильно запариваться, потому как надо запоминать только что-то солнечное и светлое, как сегодняшний день, а он просит, чтобы я написал ему, как сяду в самолет и как приземлюсь. Потом он обнимает меня, хлопая по плечу, и пропадает за стеклянными раздвижными дверьми, а я выхожу на Тверскую и дохожу до Камергерского переулка, где сажусь на одну из веранд, прошу холодный кафе и пепельницу.

Я проспал, наверное, около суток и, когда проснулся, долго не мог прийти в себя. Потом добрался до душа, который окончательно вернул меня в реальность, и вспомнил, что все начинается сначала, но что и как будет дальше — я понять не мог. Из душа я направился прямиком на кухню, где залпом выпил бутылку воды, а потом стакан эспрессо из кофемашины. Очень хотелось есть, но для этого надо было выйти из дома. Я проверил телефон: много уведомлений и пропущенных вызовов, единственный номер, на который я перезвонил, — мамин.

— Андрей! — услышал я ее взволнованный голос на том конце.

— Да, мам! — ответил я и подошел к окну, за которым занимался рассвет.

— Ты как там, дорогой? Я волнуюсь! — Мама просила меня, чтобы я ей позвонил, как приземлюсь, но я забыл.

— Мам, все хорошо. Прости, что не позвонил, просто акклиматизация, голова… ну, сама понимаешь, — ответил я.

— Да, понимаю. У тебя все хорошо? Жилье, деньги тебе передали?

— Да, мам. Квартира милая, деньги есть. Спасибо. — Я смотрел, как под окнами проезжали машины, на некоторых на крышах были номера городских служб. Потом я надолго залип на водонапорную башню. Она была как в фильмах. Старая, ржавая, на трех ножках и с крышей конусом.

— Милый, держись там! — У мамы был нервный голос. — Мы тут всё уладили уже. Почти.

— Мам! Не волнуйся за меня, пожалуйста.

— Подожди, Юля тебе хочет что-то сказать. — Я услышал, как мама передает трубку, и сердце сжалось.

— Андрей, ты когда вернешься? — спросила Юля, и я услышал, как мама ей сделала замечание, и мне стало очень грустно и тоскливо.

— Юль, мы скоро увидимся, дорогая, — ответил я и отошел от окна.

— Когда? — не отставала Юля.

— Скоро, Юль! Ты знаешь… — Я долго пытался подобрать подходящие слова. — Ты знаешь, Юль… Юль, очень скоро увидимся, обещаю.

— Я уже скучаю, — грустно ответила Юля, и я сел на кровать, опустив голову.

— Сестренка, прекрати, не грусти только. — Я хотел в пропасть упасть, но только не слышать грустный голос сестры.

— Возвращайся скорее, — сказала Юля, — тут мама забирает трубку. Пока!

— Андрей! — снова услышал голос мамы. — Сейчас, подожди. Юля выйдет из гостиной… Юля! — крикнула мама в сторону. — Побудь пока у себя в комнате, пожалуйста! Андрей? Послушай, дорогой, отпусти все, что было. Просто отпусти. Не думай ни о чем. Но…

— Но?

— Мы с папой больше не будем вместе… никогда, — сказала мама, и я услышал, как она заплакала.

— Мам! Мам! Не плачь, пожалуйста! — В эту секунду мне стало максимально плохо оттого, что какая-то часть моей жизни разрушилась, и ее уже не собрать, и частью этого разрушения стал я.

— Я не плачу, Андрюш. Я не плачу… — Мама врала, потому что я слышал, как она всхлипывала.

— Мам, пожалуйста.

— Андрей, ты взрослый уже, поэтому я не буду тебе ничего советовать и говорить лишнего, просто знай, что ты можешь общаться с кем угодно, я ничего тебе не скажу и не буду против… так как он твой отец… — Мама расплакалась.

— Мам! — крикнул я

— У тебя там есть хотя бы что поесть? — спросила мама всхлипывающим голосом.

— Да, мам, конечно, — наврал я, — не волнуйся.

— Я тебя очень люблю, Андрей.

— И я тебя, мам. Очень сильно. Иди к Юле. Пожалуйста. Побудь с ней.

— Хорошо, дорогой, — грустно ответила мама.

— Пока, мам.

Я положил трубку и вернулся обратно в ванную комнату, где закинулся снова таблеткой ксанакса и умылся холодной водой. Потом вернулся в комнату, достал из сумки свежую одежду, надел голубые джинсы, свитшот с портретом Тома Уэйтса, кроссовки на голые ноги, взял из конверта двести долларов и вышел из квартиры.

В холле мне кивнул темнокожий консьерж, я кивнул ему в ответ, а когда вышел на улицу, почувствовал горячий ветер и волнительное ожидание чего-то нового и неизведанного. Я не знал, куда идти, поэтому просто повернул направо и пошел вверх по улице, мимо открывающихся магазинов, палаток со свежей прессой, людей. Я оказался в потоке, который нужно было как-то понять и приспособиться к нему. Через десять минут я зашел в кафе, в котором сидело всего два человека. Они пили черный кофе и ели омлет. Я заказал большой сэндвич с курицей, банку «Доктора Пеппера» и большой стакан капучино. Сел напротив окна и пытался всмотреться через свое отражение вдаль, где стеклянные здания устремлялись высоко в небо.

Звоню Кате и говорю, что послезавтра самолет, а она просит, чтобы я повисел немного, так как у нее другая линия, и я слушаю дурацкую мелодию, которая постоянно повторяется, потом Катя возвращается и говорит, что ей будет грустно послезавтра, а я ей отвечаю, что я просто улетаю, но буду на связи. Катя предлагает всем вместе встретиться, а я ей говорю, что это необязательно, на что она отвечает: «Когда еще соберемся все вместе?» — и я не возражаю и соглашаюсь собраться завтра, а потом она рассказывает, как весь день провела дома с больной головой и никуда не выходила, а я вспомнил, как видел ее со Светой у «Кофемании», но не стал об этом говорить, а просто закурил сигарету и продолжил пить кофе. Потом Катя мне рассказала, что ночью ей снился сказочный день, в котором она долго шла по утреннему городу одна и никого не было, а потом она встретила меня, и я ей во сне сказал, что жду ее очень давно, и мы пошли куда-то вместе, но куда — она не может вспомнить, а мне хочется уже закончить разговор, но я не хочу обидеть Катю, поэтому просто молчу в трубку, пока она говорит, что надо как-то собрать себя, а потом — что еще позвонит, и мы кладем трубки. Я расплачиваюсь и иду по Камергерскому в сторону ЦУМа,