Право имею - Вячеслав Базов

жизнь и возводили такой же, а от этого уже была выстроена коробка, тут не было заметно строителей или вообще людей.

— Сюда, — кивнул водитель. — Слушай, парень… ты единственный в этой семейке адекватный. Вот и постарайся это отцу доказать.

Глеб кивнул, не зная, что ещё отвечать.

В большой общей комнате, в которой однажды должны были сделать гостиную, сидело двое из людей отца. Глеба они, конечно, узнали, один из них кивнул вниз. Пропустили его без вопросов. В конце холла была железная дверь, один из охранников отпер её, пропуская Глеба внутрь. Основание дома почему-то в центре было полым, возможно заготовка под подвал.

Он почувствовал запах крови, пота, земли и свежего бетона. Сначала увидел отца, сидящего верхом на стуле около лестницы. Свет был направлен от него, в противоположную стену от входа, и что там Глеб пока не видел, но уже представлял себе самые жуткие картины. Он хотел бы не понимать, но он уже соединил все точки головоломки. Отец Кира был должен денег кому-то, а потом сбежал. Отец Глеба давал деньги под проценты, а тех, кто не хотел их возвращать, запугивал. Иногда и привозя сюда, потому что тут, с цементом, проще было спрятать трупы. И тут никто ничего не услышал бы. Должник сбежал, а Кир пропал.

— Привет, Глеб, — кивнул папа так же спокойно, как и всегда. Когда Глеб спускался, ему открывалось всё больше — брызги крови на бетоне стен и пола, двое из охранников отца с закатанными до локтей рукавами. Они теперь отдыхали, стоя ближе к боковым стенам, словно чтобы Глеб мог рассмотреть получше. Кира было не узнать, но он ещё дышал. Лежал на полу, свернувшись в позе эмбриона, насколько это было возможно со связанными за спиной руками. До пояса голый, на коже торса тёмно-синие синяки и кровоподтёки, лицо разбито.

— Я забираю его, — произнёс Глеб. — Ты же знал, что Кир мой друг.

— Ни одна дружба столько не стоит, сколько он должен. Но он и теперь не отвечает. А я, увы, не знаю, куда можно ему сына по частям присылать. Да и… конечно, когда сопляк пропал, все решили, что это я. У меня нет времени с ним возиться. Если бы он ни был твоим другом, я бы и без тебя разобрался. Но тебе скоро восемнадцать. Пора понять, в каком бизнесе ты оказался.

Глеб не слушал, попытался подойти. Охранник попробовал перехватить его, как ребёнка, и получил за это в переносицу так, что нос хрустнул. Глеб не питал иллюзий по поводу того, что ему это простят. Нет, на него тут же обрушился второй: ударил под рёбра, в солнечное сплетение, как только Глеб согнулся от боли — в хребет. Теперь и Глеб валялся на полу, хватая ртом воздух, но больше его не били. Только тот, кому он разбил нос, сплюнул презрительно кровью прямо на куртку Глеба и успокоился. Отец спокойно наблюдал. Глеб так и оставался к лестнице ближе, Кир — у стены напротив. Охрана отошла к нему, снова рассредоточилась по стенам и теперь Глебу до них, как и до Кира, было метра два-три. Отец же стоял на расстоянии полуметра от Глеба.

— Если бы я в своё время не стал сильнее, меня бы уже не было. Да и вас. Я пытался делать тебя сильнее. И в то же время какого-то хера берег… Ты мне нравишься, Глеб. Куда больше старших дебилов. Ты можешь стать даже лучше и опаснее меня. Твои братья это чувствуют и боятся тебя. Потому попытаются схарчить сейчас, когда ты ещё слабый. Стоит мне сдохнуть, а с моей работой так просто сдохнуть, и они отобьются от рук. И первое, что они сделают, это тебя тут в бетон закатают. Поэтому, для твоего же блага, давай становиться сильнее?..

Глеб приподнялся, сплюнул на пол. Кир слышал. Он смотрел на него, замерев, иногда моргал. Наверняка знал, к чему всё идёт, и пытался угадать…

— Глеб, я ведь убью тебя. И лучше это сделаю я, чем они. Ты знаешь, как они убивают?.. Нет, не знаешь. Тебе надо подчинить их себе. И ты это сможешь, надо только переступить эту черту. До черты ты человек, после ты убийца. Но это же не самое страшное, чем ты являешься.

Отец положил на пол пистолет, ногой подпихнул к Глебу. Оружие ударилось о колено, Глеб теперь смотрел на отца. Покачав головой, он выговорил:

— Да ты псих.

— Эти овцы замирают, когда им говорят об убийцах и маньяках. Потому что это люди, переступившие черту. Попавшие туда, где овцам не суждено оказаться. Они всего лишь овцы. Глеб, ты же волк, потому что в тебе моя кровь. Ты просто ещё не пробовал переступить. Давай, а то я тебе голову прострелю.

— Пошёл ты, — выпалил Глеб, хотя все и видели, как его трясло от страха. Отец выглядел реально безумным, и невозможно было сейчас сказать, убьёт он Глеба или нет. Зубы застучали, когда отец поднялся со стула, достал другой пистолет и, сняв его с предохранителя, приставил к голове сына. Глеб смотрел ему в глаза, стоя на коленях. Боялся, но продолжал гипнотизировать. Мысленно говорил: «Я твой любимый сын, ты не выстрелишь. Ты останешься с двумя психами, если убьёшь меня».

С самого детства — няньки, шофёры, репетиторы. Отец относился к нему больше как к собаке, которая дорого ему обходилась, чем как к ребёнку. Но ведь и любимую собаку нужно иметь волю, чтобы застрелить.

— Повтори, — приказал отец. — Что ты сказал?

— Я не буду убивать, — не рискнул Глеб.

— Так вы же оба тут сдохнете! Этого хочешь?!

— Нет, — Глеб стиснул зубы, чтобы они не стучали. Глеб гадал только, сможет ли отец выстрелить в него. В себе Глеб был уверен — он Кира не станет убивать. Даже если его пытать тут будут, даже если его самого грозились убить. Он снова задумался о том, что Кир был единственным близким человеком. Ближе матери, ближе братьев, которые так и норовили сделать мерзость, ближе отца, который теперь заряженным пистолетом ему в лицо тыкал.

— «Дружба» должна остаться в детстве, Глеб. Он бы предал тебя, попадись такой случай. Ради денег, ради бабы. Ради чего угодно. И уж конечно не стал бы за тебя умирать. Эй! Ты! Если я скажу, что отпущу, если пристрелишь моего сына?

Кир молчал, хотя и дышал нервно, через рот. На губах от этого дыхания пенилась кровь. Ему нужно было ко врачу.

— Пап, прекрати, — потребовал Глеб. — Ты перегибаешь.