Право имею - Вячеслав Базов

— Дело не только в деньгах. На его отца была записана и одна из моих фирм. И эта сука нужна мне живой. Я-то думал, что сын для него что-то значит… Но, ты думаешь, я позволю, чтобы всё кончилось хорошо? Чтобы он решил, что я просто пугаю его?

Глеб продолжал смотреть в глаза, боясь даже моргать. Казалось — стоит лишь на секунду прервать зрительный контакт, и всё, отец выстрелит. А потом придёт пора и Кира.

— Киру нужно к доктору. Он никому ничего не скажет, — дрожащим, но уверенным голосом уговаривал Глеб. И этот тон, словно с психом разговаривал, совсем вывел отца из себя — сначала был удар в челюсть рукояткой пистолета, потом снова в живот, на этот раз ногой. Ещё несколько ударов в слепой бессильной злобе, но выстрелов не было. Несколько секунд запыхавшийся отец смотрел, как Глеб корчился на полу, отфыркиваясь и перекатываясь то на один, то на другой бок. А потом, утершись, направился к Киру, спокойно навёл дуло на его голову. Кир словно опомнился, попытался отползти к стене. У него-то надежды на спасение и милость не было, а двое охранников и запертая дверь окончательно убеждали в этом.

В глухом подвале выстрел оказался оглушительным. Глеб был совершенно спокоен и собран, несмотря на размазавшуюся по щеке кровь из носа. Стоял по-прежнему на коленях, в вытянутых руках держал пистолет. Отец рухнул с простреленным затылком. Пока никто не успел опомниться, прозвучал второй выстрел, показавшийся не таким громким, потому что в уши словно вата набилась. Упал охранник — Глеб стрелял не бездумно, он убил ближнего к оружию. Второй успел опомниться, и на него потребовалось не один, а два выстрела ещё, но спустя считанные секунды тут осталось только два живых человека.

Глеб опустил пистолет, сделал длинный выдох, словно до этого и не дышал вовсе. Только после этого накрыло — затряслись руки, ноги стали ватными, забурлило в животе. Может, Кир что-то говорил, но Глеб ничего не слышал. В ушах звенело. Он снова попытался взять себя в руки, но дрожь это не уняло. Мысленно Глеб выстроил план: найти ключи от наручников, расковать Кира. Вытащить его отсюда, куда-нибудь подальше и где можно вызвать «скорую». А потом придётся идти в полицию. Да, самому. Это ведь не считалось самообороной? Он же не сможет доказать, что защищал друга?..

Снаружи оставались люди отца. Нужно было успокоиться, потому что им придётся врать. И чем дольше они не заглянут в подвал, тем больше шансов спасти Кира. Сколько крови он потерял? Что с ним делали тут?

И, словно звуки, что не могли прорваться через шум в ушах, настойчиво стучалась мысль, невероятно важная и болезненная.

Отец был мёртв.

Глеб сам убил отца. Человека, спасшего его от чего-то страшного. Человека, гордившегося им.

Слух не возвращался, мир оставался пугающе-звенящим. Глеб даже коснулся уха, чтобы проверить, не пошла ли кровь. Он знал, что так может быть, но все же ощущения были не из приятных, а как раз сейчас слух был ой как нужен.

Кир уже поднимался, плечом опираясь о стену. Глеб снова переключился на него. В подвале ощущался холод, а на Кире не было рубашки. Глеб непослушными руками расстегнул куртку, понёс другу и споткнулся при попытке встать на ноги. Отряхнулся, как от воды, поднялся нормально и накинул на Кира куртку, как одеяло — укрыл с головой. Решил раздражённо: «И так сойдет» и отправился обыскивать трупы.

Ключ от наручников был у отца. Глеб понимал — он не хотел видеть Кира таким же трупом, какие выбрасывали из его дома. Только никак не находил ответа, как он решился выбрать между ними? Почему стрелял? Он мог приставить пушку к своей голове, отец не позволил бы ему умереть. Мог ранить отца. Но в тот момент была паника, была решимость, ответы и варианты стали приходить только теперь.

Приподняв свою куртку, он нашёл, хоть и не сразу, скованные запястья. Едва попал в замок ключом. Думал, что и ладно. Пусть трясёт, в конце концов тут его лучший друг в крови. В конце концов он поссорился с отцом… да, поссорился, так и скажет его людям. Что всё уладил, что отец отпустил его с другом. Главное делать всё быстро и не вызывать подозрений. Куда он денется потом? В тюрьму. Обязательно. Братья его убьют нахер. Причём не просто убьют. У них теперь все ресурсы, чтобы долго и мучительно уничтожать Глеба. И никто не помешает, Глеб сам убил того, кто мог бы.

Кир по-прежнему что-то говорил, орал уже, кажется, и Глеб приложил палец к губам, показал наверх. Сказал, не зная, насколько громко:

— Нас отпустили. Нас просто отпустили. Надо выбираться…

Хотя Глеб не был сильно ранен, ощущал он себя так, словно выстрелом задело и его. Тело было непослушным, деревянным. Они выглядели со стороны так, словно умирающий вёл умирающего. В одном из коттеджей ещё велась стройка, и Глеб накинул капюшон на друга. Столкнувшись с охранником, не зная даже, спрашивал ли он о чём-то, затараторил:

— Папа разрешил, мы всё уладили.

И его почему-то пропустили. Было холодно в рубашке и вязанной жилетке, Глеб вёл Кира как слепого, за собой, тот даже не пытался что-то возражать или отстраниться. Для себя Глеб отмерял: до дороги, потом до остановки. Можно доехать до больницы если транспорт сразу приедет. Но в идеале ловить первую попавшуюся машину. Такси — долго ждать. Дойти до дороги и тормознуть первого же…

Она остановился прямо напротив них — большая чёрная машина семейного класса с вместительным кузовом. Задняя дверца открылась и, без спешки, оттуда выбрался крепкий мужчина без куртки, в тёмных брюках, тёмной водолазке. Нижнюю половину лица закрывала неоновая маска с нарисованным ртом. С водительского места и снова из кузова выбрались ещё двое. Возможно, они что-то даже сказали, но за масками Глеб движений губ не видел.

* * *

Парк расползался чёрной амёбой почти в самом центре города. В советское время здесь были аттракционы, потом долго стояли бетонные скелеты от прежних каруселей, которые сменились незамысловатыми детскими горками. Но и это вскоре пришло в запустение, и парк стал просто бельмом на глазу города, здесь часто не горели фонари. После наступления темноты его старались обходить стороной, даже если была зима и темнело уже в пятом часу вечера.

А уж в первом часу ночи, как сейчас, пустели даже дорожки около парка.

Возможно, кто-то слышал