Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двумя годами ранее, 22 августа 1976 года, мать Василия Аксенова Евгения Гинзбург, находясь в Париже, записала в своих путевых заметках: «Надписи на стенах домов. Всё, что угодно, в основном гошистские. “Убивайте таких-то”, “Да здравствует революционное насилие!” и т. п. Все эти каннибальские призывы пишут вот эти самые юнцы с длинными волосами и девчонки с обнаженными спинами»[1562]. Как видим, речь идет о тех же «мальчиках бравых с красными флагами буйной оравою», которые упоминаются в стихотворении Высоцкого.
Стоит отметить также одинаковый прием, встречающийся в «Прыгуне в высоту» и «Новых левых»: «Дело мое левое — правое»[1563] — «Я сомневаюсь, что “левые” — правые»[1564]! Различие же здесь обусловлено разными значениями слова «левый» — в песне оно означает «диссидент», «инакомыслящий» (как говорил о Высоцком Кобзон: «Мы были разные, потому что я был больше советский, а он был больше левый»[1565]), а в стихотворении речь идет о европейских коммунистах («леваках»).
Вскоре тема «новых левых» получит неожиданное развитие.
В Интернете можно найти фотографию: «Париж, Франция. Прибытие Иоанна Павла II на стадион “Парк де Пренс”. Воскресенье, 1 июня 1980 год»[1566]73. На ней видны сотни молодых людей, орущих во все горло и тянущих руки к римскому папе. На арке, в которую въезжает автомобиль с высоким гостем, прибита надпись:
JEAN PAUL!!
TOUT LE MONDE TAIME («Иоанн Павел!! Весь мир тебя любит»).
Для Высоцкого эта ситуация мало чем отличалась от митинга «новых левых», на котором он побывал в Париже двумя годами ранее. И «левый» фанатизм, и религиозный, да и любой другой вызывали у него одинаковое отвращение (вспомним: «Я против восхищения повального» /2; 142/, «В восторженность не верю…»/2; 154/). Поэтому оба события характеризуются им в одинаковых выражениях.
Если в стихотворении «Новые левые…» (1978) упомянуты «красные флаги», то в стихотворении «Жан, Жак, Гийом, Густав…» (1980), посвященном визиту Папы во Францию (проходил с 30 мая по 2 июня 1980 года) — «флажки, плакаты, дудки».
В первом случае фигурирует «буйная орава», и во втором присутствует не менее жесткая характеристика фанатиков: «Бесцветные, как моль, / Разинув рты без кляпа, / Орут: “Виват, Жан-Поль, / Наш драгоценный Папа!”».
Однако визит Папы во Францию оставило у Высоцкого двойственное впечатление. Негатив нашел отражение в стихотворении «Жан, Жак, Гийом, Густав…»[1567], а позитив — в «Двух просьбах», которое датируется тем же самым днем, что и выступление понтифика на стадионе «Парк де Пренс», — 1 июня 1980 года.
Состоит оно из двух частей: обращения к людям (первая просьба) и к Богу (вторая просьба). И обе они буквально пронизаны религиозными мотивами: «Немногого прошу взамен бессмертия», «Прошу покорно, голову склоня: / Побойтесь Бога, если не меня, / Не плачьте вслед во имя Милосердия!», «Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!», «Ты эту дату, Боже, сохрани, — / Не отмечай в своем календаре, или / В последний миг возьми и измени, / Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли / И чтобы агнцы жалобно не блеяли, / Чтоб люди не хихикали в тени, — / От них от всех, о, Боже, охрани, / Скорее, ибо душу мне они / Сомненьями и страхами засеяли»[1568].
***
Следующим объектом нашего анализа будет стихотворение «Мой черный человек в костюме сером!..» (1979)[1569], которое родилось после того, как Вадим Туманов рассказал Высоцкому о некоем Алексее Ивановиче — чиновнике, который «носил свои костюмы сдержанных тонов. Предпочитал серые», а однажды «ударил нагнувшегося человека ногой в лицо. Должность у Алексея Ивановича, нелишне заметить, тогда была грозная, так что ответного удара он не опасался»[1570].
Соответственно, «черный человек» является собирательным образ советских чиновников, олицетворением власти: «Мой черный человек в костюме сером!.. / Он был министром, домуправом, офицером, / Как злобный клоун, он менял личины / И бил под дых внезапно, без причины» /5; 227/.
Словосочетание «без причины» говорит о том, что поэт не знает, за что его травят. Этот мотив мы разбирали совсем недавно: «И гадали они: “В чем же дело, / Почему нас несут на убой?!”» /3; 128/, «Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, / К небесам удивленные морды задрав» /5; 212/, «И вот незаслуженный плевок в лицо, оскорбительный комментарий к письму журналиста, организованный А.В. Романовым в газете “Советская культура”…» /6; 410/.
Вспомним заодно стихотворения «Эврика! Ура! Известно точно…» (1971) и «Копошатся — а мне невдомек…» (1975): «Мстила мне за что-то эта склочница» /3; 480/, «Бродит в сером тумане сквалыга, / Счеты сводит, неясно за что» (С5Т-3-398). Поэтому Высоцкий и спрашивал сценариста А. Стефановича, когда КГБ запретил ему сниматься в фильме «Вид на жительство»: «И он как бы в никуда сказал с какой-то болью и мукой: “Ну объясни мне — за что1! Что я им сделал?»[1571] [1572], «“Ну, за что они меня так ненавидят?!” — чуть не плакал Высоцкий, когда я сообщил ему об этом»079.
Этот же риторический вопрос он задавал организатору своих концертов, заместителю директора Донецкой областной филармонии Леониду Мордушенко, о чем тот впоследствии и рассказал: «Было не просто тогда организовать концерты Владимира Высоцкого в Донецке. Соответствующие службы дотошно проверяли документы, ведь, что скрывать, деньги были немалые. <…> Вывези его на стадион, и был бы полный аншлаг, причем везде. Вот тебе, пожалуйста, и деньги, а они его травили. <…> Он часто обижался и спрашивал: “Ну, за что?”. Он был далеко не такой уверенный в себе, каким его представляли многие: сомневался и комплексовал, ведь, по существу, из его работ ничего не издавалось…»[1573] [1574]. И ровно об этом же писал А. Солженицын, говоря об арестах в 30-е годы: «Я?? За что?? — вопрос, миллионы и миллионы раз повторенный еще до нас и никогда не
