Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

знает, как надо!» («То-то радости пустомелям…»), «Пусть он, сволочь, врет и предает, / Пусть он ходит, ворон, в перьях сокола» («Переселение душ»).

Высоцкий: «Он глуп — он только ловкий враль» («Вооружен и очень опасен»), «Врун, болтун и хохотун» («Лукоморья больше нет»), «Ну их совсем — врунов или лгуних!» («Мы с мастером по велоспорту Галею…»), «Вранье — ваше вечное усердие! / Вранье — безупречное житье!» («Мистерия хиппи»), «Ветер врет, обязательно врет!» («Затяжной прыжок»), «Что лабазники врут про ошибки Христа» («Мне судьба — до последней черты до креста…»; о каких лабазниках здесь идет речь, можно понять из «Баллады о маленьком человеке», где говорится о выборах: «Ваш кандидат — а в прошлом он лабазник — / Вам иногда устраивает праздник»), «Кричу: “Начальник, не тужи, / Ведь ты всегда в зените, / Не надо вашей грубой лжи!”» («Ошибка вышла»; черновик /5; 381/), «Грубая Ложь эту Правду к себе заманила» («Притча о Правде»).

Разумеется, верить этим обманщикам нельзя. Об этом говорят и Высоцкий, и Галич: «А кое-кто поверил второпях, / Поверил без оглядки, бестолково, / Но разве это жизнь, когда в цепях, / Но разве это выбор, если скован?!» («Приговоренные к жизни») ~ «А вор тащил белье с забора, / Снимал с прохожего пальто / И так вопил: “Держите вора!”, - / Что даже верил кое-кто» («Весь год — ни валко и ни шатко…»).

С этим обстоятельством связан призыв обоих поэтов не верить властям.

Высоцкий: «Я никогда не верил в миражи, / В грядущий рай не ладил чемодана» (1979), «Но не поверил я ему / И слова не сказал» («Ошибка вышла», 1976; черновик /5; 381/), «Не верь, что кто-то там на вид — тюлень. / Взгляни в глаза — в них, может быть, касатка» («Посмотришь — сразу скажешь: “Это кит!”», 1969), «Вранье, ворье, не верь» (набросок 1964 года /1; 556/).

Поэтому лирический герой и люди, близкие ему по духу, не верят сплетням и слухам: «Ты пошел, ты не поверил слухам» («Ты идешь по кромке ледника…»), «Ответит он: “Не верь молве”» («Мой друг уехал в Магадан»), «Это редко бывает — не верь болтовне!» («Белое безмолвие»; черновик /3; 377/), «Ах, не верьте вы в газетную строчку» («Мореплаватель-одиночка»; черновик — АР-10-137), «Не верю я тому, что люди скажут» («Нет рядом никого, как ни дыши…»; черновик /2; 445/), «И сдается мне, что люди врут» («Песня завистника», 1965).

Теперь — цитаты из Галича: «Гоните его! Не верьте ему! / Он врет! Он не знает, как надо!» («То-то радости пустомелям…», 1968), «Не верьте, друзья, пожалуйста, / Не верьте, я очень прошу вас, / Не верьте глазам своим!» («Играет ветер пеною…», 1977), «И не верить ни в чистое небо, / Ни в улыбки сиятельных лиц» («Левый марш», 1963). Эти же «улыбки» упоминаются в стихотворении Высоцкого «Неужто здесь сошелся клином свет…» (1980): «Он скалился открыто, не хитро <…> И вдруг — ножом под нижнее ребро…»(подробнее о нем — на с. 600 — 607).

Вернемся вновь к стихотворению «Слева бесы…», у которого напрашивается также параллель с песней Б. Окуджавы «Союз друзей» (1967), имеющей два варианта

— цензурный: «Пока безумный наш султан / Сулит нам дальнюю дорогу…», — и неподцензурный: «Покуда полоумный жлоб / Сулит дорогу нам к острогу…». Оба эти варианта содержат очевидные сходства со стихотворением «Слева бесы…»: «И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?» («дорогу» = «маршрут»; «к острогу» = «по этапу»; «дальнюю дорогу» = «в какие дали»). Кроме того, дальняя дорога из цензурного варианта песни Окуджавы является эвфемизмом тюрьмы или острога из исходного варианта. Такой же образ встречается в исполнявшейся Высоцким лагерной песне: «Цыганка с картами, дорога дальняя, / Дорога дальняя, казенный дом. / Быть может, старая тюрьма центральная / Меня, парнишечку, по-новой ждет».

Еще одним возможным источником стихотворения «Слева бесы…» является лагерная песня «Дорогая, стоят эшелоны» (1940-е годы) на стихи политзаключенного Николая Домовитова: «Пулеметы поднял на вагоны / Вологодский свирепый конвой. <.. > И куда поведет нас дорога / Под железную песню колес?»[1547] ~ «Эти — с нар, а те

— из кресел: / Не поймешь, какие злей. <.. > И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?».

Также прямой предшественницей этого стихотворения следует считать «Охоту на волков»: «Справа, слева хлопочут двухстволки» (АР-17-152) = «Слева бесы, справа бесы». В обоих случаях лирического героя обложили со всех сторон (как уже было в песне «Спасите наши души!»: «Там слева по борту, / Там справа по борту, / Там прямо по ходу / Мешает проходу / Рогатая смерть!»; и именно поэтому герой сетует в песне «За меня невеста отрыдает честно…»: «Мне нельзя налево, мне нельзя направо»; да и в одном из последних стихотворений он скажет: «И снизу лед, и сверху — маюсь между»; в предыдущей же песне он говорил: «И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже»; но это теперь, а «раньше жизнь: и вверх, и вниз / Идешь без конвоиров!»/!; 117/).

В заключительных же строках стихотворения «Слева бесы…»: «Ну-ка, солнце, ярче брызни! / Со святыми упокой…». - пародируются строки из официозной песни «Спортивный марш» (1937) на стихи Лебедева-Кумача: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, / Золотыми лучами обжигай! / Эй, товарищ! Больше жизни! / Поспевай, не задерживай, шагай!»[1548]. Налицо высмеивание поэтом, окруженным врагами {бесами), бодрячества советской пропаганды.

Итак, путь, по которому может повести власть, в стихотворении «Слева бесы, справа бесы…» сравнивается с тюремным этапом — характерное для Высоцкого уравнивание тюрьмы и советской действительности. Наиболее ярко этот прием раскрывается в различных юбилейных посвящениях: «К 5-летию театра на Таганке» (1969), «Театрально-тюремном этюде на Таганские темы» (1974), «К 15-летию Театра на Таганке» (1979) и других. Столь частое использование данного приема имеет реальную подоплеку: сначала Таганка была тюрьмой, потом ее сломали, а с 1964 года она стала Театром драмы и комедии на Таганке: «Таганку раньше знали по тюрьме, / Теперь Таганку по театру знают» /1; 287/.

Приведем еще две цитаты, в которых обыгрываются слова, имеющие, кроме «обычного», еще и «тюремное» значение: «На Таганке, вероятно, / Им пять лет — они резвятся. / Совершенно непонятно: / Срок пять лет — а веселятся» /2; 559/, «Даешь пять лет! Ну да! Короткий срок! / Попробуйте допрыгните