«Белое дело». Генерал Корнилов - Генрих Зиновьевич Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Оздоровление» же, в свою очередь, вполне может привести к «недоразумениям» (например, сказал Корнилов, есть сведения контрразведки о том, что к концу августа ожидается «выступление» большевиков), с которыми Временное правительство может не справиться. А между тем «пора с этим кончать. Пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать так, чтобы он нигде и не собрался». Вот для этого и потребуются части, сосредоточиваемые теперь на путях, ведущих к Петрограду. Не исключено при этом, что после подавления «беспорядков» придется «оказать некоторое давление на правительство» и принять личное участие в создании новой, «твердой» власти. Теперь все становилось на свои места. Передвижение 3-го конного корпуса и Туземной дивизии к Петрограду перестало быть для Лукомско-го загадкой.
«Крымовская организация» еще до назначения Корнилова Верховным установила связи со Ставкой, с Главным комитетом «Союза офицеров армии и флота», и Крымов, естественно, должен был стать одной из ключевых фигур готовившегося переворота. Корнилов сказал Лукомскому, что руководство всей операцией будет поручено Крымову, так как он «не задумается перевешать весь состав Совета».
Пока части 3-го конного корпуса двигались в назначенный для них район, Крымов прибыл в Ставку. Он явно ждал здесь возвращения Корнилова с Государственного совещания и дальнейшего развития событий. Командир Туземной дивизии князь Багратион, так же как и Крымов, в 20-х числах августа прибыл в Ставку.
По некоторым данным, приблизительно 18 августа в Ставке происходило какое-то секретное совещание с участием Крымова и некоторых членов Главного комитета «Союза офицеров». В это время две дивизии 3 го конного корпуса — 1-я Донская и Уссурийская — соответственно уже находились близ Пскова и Великих Лук; Туземная дивизия, 22 августа переформированная в корпус, — в окрестностях станции Дно. Отсюда в эшелонах они должны были быть продвинуты на рубеж Царское Село — Гатчина — Красное Село, т. е. на расстояние прямого перехода к Петрограду.
19 августа Корнилов направил Керенскому и Савинкову новую телеграмму, в которой уже настаивал на передаче Петроградского округа Ставке и сформировании Петроградской особой армии «для защиты подступов к Петрограду».
Если для Корнилова и его окружения в Ставке Государственное совещание стало своего рода акселератором в ходе подготовки к решительному выступлению, то и в политическую линию Керенского оно тоже внесло коррективы. В общем она сдвинулась вправо. Керенский не мог не учитывать явного усиления правых сил, что требовало от него, если он хотел остаться в седле, определенных «контрлевых» демаршей. Проблема состояла только в том, чтобы нажим на левый фланг, и прежде всего удар по большевикам, на который он уже давно был готов, осуществился без каких-либо потерь лично для него: Керенский все-таки не мог не считаться с эсеро-меньшевистским ВЦИК, со многими лидерами его он был тесно связан. Короче говоря, новая атака против революции не должна была заходить так далеко, чтобы сам Керенский и керенщина в целом оказались под угрозой.
Когда уже после Государственного совещания Керенский получил от Корнилова новую телеграмму с требованием безотлагательного введения мер, изложенных в его «записке» от 10 августа, оттягивать решение дальше он уже не счел возможным. 17 августа, вернувшись в Петроград из Москвы, он вызвал Савинкова и сообщил ему, что принципиально согласен с «запиской» и потому даст поручение разработать соответствующий законопроект. Вместе с тем он выговорил Савинкову за то, что «контрреволюция подняла голову», и что он, Савинков, тоже виноват в этом, поскольку выдвижение Корнилова — это его рук дело. Керенский обвинял Савинкова в стремлении к власти за спиной Корнилова.
По мотор корниловского заговора был уже запущен. Ход событий явно способствовал замыслам Корнилова и корниловцев. Еще 18 августа немцы начали наступление на фронте 12-й армии, и утром 20 августа Рига была оставлена русскими войсками: предвидение Корнилова, высказанное им на Государственном совещании, сбылось Говорили, что Ставка намеренно пошла на это, чтобы, еще больше осложнив положение, развязать себе руки в контрреволюционных действиях. Трудно сказать со всей определенностью, по то, что потеря Риги явно играла на руку генералам, для которых политические интересы теперь преобладали над стратегическими, — это факт.
Между тем в Ставку поступали разведданные о возможности дальнейших операций немцев — на Ревель и даже непосредственно на Петроград. Они проникали в печать, сея панические слухи, подогревая контрреволюционные настроения. Распространялись сведения об ужасных взрывах на пороховых заводах и артиллерийских складах в Петрограде, Одессе, Казани. В Казани, например, было уничтожено 12 тыс. пулеметов. Потрясали сообщения о событиях в Особой армии, где разложившимися, анархиствующими солдатами были убиты потерявший в боях обе руки генерал К. Гиршфельд и правительственный комиссар Ф. Линде. Угроза развала, разгула анархии становилась все реальнее. Наступала ситуация, определяемая реакцией четкой формулой: «чем хуже, тем лучше». Чем хуже внутреннее положение, тем больше шансов у тех, кто требует установления «твердой власти» как единственного средства против «анархии», демагогически отождествляемой с демократией и революцией.
Корниловцы стремились предстать перед страной, прежде всего перед огромной обывательской массой, «партией порядка», противостоящей «партии развала», возглавляемой Керенским. 22 августа из Ставки на имя Керенского и Савинкова пошла новая телеграмма. Корнилов требовал «крутых мер» и немедленного подчинения ему Петроградского военного округа. Иначе, грозил он, будет поздно.
Таким образом, замысел Ставки определился. Она намеревалась осуществить переворот под прикрытием стратегической необходимости обороны Петрограда и с согласия… Временного правительства.
Между тем Керенский, располагая, вероятно, какими-то новыми тревожными данными из Ставки, все больше оказывался во власти подозрений. По свидетельству видевших его, в эти дни он находился в нервическом состоянии. Поэтесса З. Гиппиус, в доме которой он иногда бывал, нашла, что «впечатление он производил совершенно гнетущее. От него веяло состоянием большой растерянности и недоверия решительно во всем».
На 24 августа в Могилеве было запланировано совещание с целью обсуждения проекта нового положения о комиссарах и армейских комитетах.
На совещание должен был выехать управляющий военным министерством Б. Савинков (Филоненко уже находился в Ставке). Перед отъездом Керенский вновь пригласил Савинкова и дал ему поручение, которое касалось не частного вопроса — проекта о комиссарах и комитетах (этот вопрос уже фактически был решен), а всей проблемы своих взаимоотношений с Корниловым, Ставкой. Керенский наконец выразил согласие на включение частей Петроградского военного округа в состав формируемой Петроградской армии и подчинение его таким образом Главковерху, но с одной важной оговоркой: из округа выделяется сам Петроград, который по-прежнему
