Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова

его знает, кто пойдет получать-то... — почесал затылок Кудрин, смущенный обнаруженной неграмотностью. — Бабу на это дело не пошлешь — не дотащит, кто у барыньки в городе в кучерах — не знаю... Пиши «до востребования»... Кому нужно, тот и получит...

Мария согласно кивнула головой — действительно, что зря мудрствовать? Кому нужно, тот и получит.

Стучат колеса поезда. Плавно бежит вагон, спотыкаясь на стыках. Буферные тарелки находят друг на друга и, мягко ударяясь, разъезжаются в разные стороны. Мелькают необозримые просторы. Невысокие возвышенности, покрытые лесом в нарядном уборе. На опушках белеют стволы берез, искривленные ветром. Высоко взметнулись вершины сосен. Широкими ветвями прижались к земле ели. И опять перелески со стеной буйного орешника, бузины, залитой багряными кистями, как светом зари. Могучие дубы с черными крупными ветвями. Изредка показывались на опушках козули, напуганные шумом поезда. Замирали, удивленные, и, высоко подпрыгнув, прятались. Стояли и лоси с могучими рогами, воинственно выставив их в сторону поезда, литые из бронзы в заходящих лучах солнца. И опять мелькали села. С домами, ушедшими в землю. С золотыми куполами церквей и белыми колокольнями. Поезд шел почти не останавливаясь, длинными гудками оповещая о своем приближении станции.

С Идой Каменец и Саниным она рассталась в Верхних Карасях. И не знала, встретит ли их когда-нибудь, доведется ли работать вместе.

Мария сидела в вагоне первого класса. С красными плюшевыми диванчиками. С зеркалами и сетками для мелких вещей. В зеркалах отражалась ее фигура. Одета в изящное дорожное платье. С белым воротничком, до которого была большой охотницей. С белыми манжетами. С золотыми часиками на шнурке. Шляпу, эдакое создание из перьев и цветов, она не снимала. Лайковые перчатки небрежно брошены на маленький столик. Там же в вазочке стояли и розы. Красные и белые. Их сбрызнули водой, и капли на лепестках подчеркивали хрупкую красоту. Временами Мария наклонялась и вдыхала нежный аромат.

Крошечный чемодан крокодиловой кожи стоял у ног. Суконный жакет, отделанный черной тесьмой, беспомощно болтался на крючке у двери и весь был во власти движения поезда. Так же беспомощно болталась и сумочка на шнурке, которую Мария по забывчивости не снимала с руки. На столике лежала Библия в кожаном переплете с золотым крестом и роман на французском языке.

Ветерок, пробираясь сквозь неплотно закрытое оконное стекло, приятно обдувал лицо и шевелил ленты шляпы. Читать не хотелось. После пережитого волнения, неизбежного при посадке в поезд, Мария не могла опомниться.

В поездку ее отправлял местный адвокат. Щеголь и жуир, хорошо известный полиции. Кудрину провожать не разрешила, как он ни настаивал. Тогда Кудрин вспомнил об одном адвокате из сочувствующих и попросил того проводить свою знакомую, сославшись на занятость. Есть законы конспирации, и нарушать их невозможно. Она и сама к Кудрину привыкла за эти месяцы, но что поделаешь... Революция... Всю ночь помогала ему размонтировать печатный станок. Протирала бензином валик, руки перемазала краской, на полу груда ветоши, потом Кудрин старательно все запаковывал в ящики. Пускай полежат до лучших времен. Полиция успокоится, а тем временем литература попадет в Петербург. Конечно, нелегко доставить такой груз в столицу, Мария и сама побаивалась, но нужно. А если кто-то должен, то почему не она?! Чувство долга было обостренное, и Мария всегда находила доводы, убеждавшие, что именно ей легче, чем другому, исполнить это поручение. Ехать нужно шикарно — в вагоне первого класса, в богатом платье и с французской книгой в руках. Говорить в поезде должна по-французски, приметы, указанные в паспорте, к счастью, совпадали: возраст — двадцать пять лет, роста среднего, телосложения хрупкого, лицо круглое, с простыми чертами и русыми волосами. Вот и славно! Паспорт прописан в Петербурге, и все печати и данные способны выдержать любую проверку!

Деньги на дорогу («за билет цену взяли разбойничью», — негодовала в душе Мария) достал Кудрин. Он же и одел ее по своему вкусу, раздобыв костюм у сочувствующих барышень. И все подошло. Да, Кудрин — славный товарищ, и букет роз потрясал великолепием. Выросшая в бедности, Мария покупки привыкла переводить в деньги и каждый раз ужасалась разбою торговцев. Сколько дней на эту пятерку прокрутилась бы в подполье. Адвокат прикатил на вокзал в лакированной коляске. Красота Марии, как и изысканность туалета, явно льстила. Театральным жестом подал ей руку. Похвалил букет роз и, кивнув подбежавшему носильщику, приказал чемодан отнести в вагон первого класса. По перрону прогуливались неторопливо. Адвокат приподнял шляпу и посылал дамам нежные улыбки. Хотел было проводить Марию в буфет, чтобы распить шампанское, но Мария категорически отказалась, да и времени было в обрез. Уверенно достала из сумочки билет и, не давая времени кондуктору ее рассмотреть, придерживая длинную юбку, стала подниматься в вагон.

Кудрин стоял у фонарного столба и тоскующим взглядом смотрел на адвоката и такую незнакомую Марию, страдая от невозможности подойти к ней. Адвокат явно раздражал — расфрантился, как петух, даже не постеснялся красный жилет надеть к серому костюму и тростью играл, словно провинциальный актеришка.

Прозвенел третий звонок. И вдруг лицо Кудрина просияло: Мария подняла руку в перчатке и улыбалась ему, Кудрину, прижавшемуся к фонарю, а не адвокату, бежавшему за вагоном.

И сразу и адвокат потерял сходство с расфранченным петухом, и день стал солнечнее, и бой вокзального колокола перестал раздражать его. Уезжала милая и добрая девушка, Анна Ивановна, Мария, которую ждали такие неведомые испытания в пути.

...Первые станции Мария сидела в вагоне, наслаждаясь одиночеством и возможностью привести нервы в порядок. Посадка стоила многого — и жандармы, и полицейские на каждом шагу, и непривычное платье, давившее ее, словно панцирь. Главное, ее беспокоил Кудрин. Все же явился на вокзал, уподобившись мальчишке, нарушавшему конспирацию. Нужно было его не заметить и вести себя непринужденно, но это был ее друг, с которым делали важное дело. Мария хотела ободрить его. Казалось, что и полицейский чин, в котором узнала того ротмистра, которому безбожно наговорила глупости, когда шла за шрифтом к Емельянову, осматривал ее с любопытством. Дело простое, если она его узнала, так, значит, и он мог ее узнать. Почему он прикатил на вокзал и следит за отправлением поезда?! Странно... Нет, ничего не странно — все кончик одной и той же веревочки. Неизвестно только, когда конец ухватят. Главное, увезти книги, такие нужные для партии. Кудрину она задаст перцу, дороги в подполье всегда сходятся. Удалой купец, красный молодец! Взыщется с тебя, голубчик, взыщется... До последнего момента она ждала,