Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

Внезапно я вспоминаю мой кошмар во время родов – сделку с Красным человеком. Я выжила. Я родила здоровую дочку. А он взял свою плату.

«Как поддерживать порядок в государстве без религии? Ведь когда один человек умирает от голода и видит, как рядом с ним другой страдает от обжорства, он не может смириться с таким неравенством, если только власть не скажет: «Такова воля Бога».

Религия – превосходное средство для управления простолюдинами».

Наполеон Бонапарт

1801 год. КОНКОРДАТ Наполеона. Французская революция запретила во Франции католическую церковь. Но хотя Наполеон Бонапарт был атеистом, он признавал силу и влияние католицизма.

Он, как Первый консул, заключил конкордат, соглашение между папой Пием VII и Французской республикой. В стране снова была восстановлена свобода вероисповедания, открылись семинарии, монастыри, была частично возвращена церковная собственность. Наполеон получил право назначать епископов, надзирать над диоцезами и платить священнослужителям. Взамен духовенство дало клятву верности Наполеону Бонапарту.

13

Черное и белое

Заниматься делами «Клико и Сын» под критичным приглядом Филиппа и ничего не зная о виноделии трудно само по себе. Но задачу осложняет еще и война Второй коалиции. Большинство европейских стран объединились во Вторую коалицию против Франции. Наполеон Бонапарт неукротимо намерен распространять Французскую революцию по Европе, хотят этого страны или нет. Свобода. Равенство. Братство. Но чем больше сражений он затевает, тем решительнее Вторая коалиция пытается раздавить нас, будто слизняков.

Соседние страны не хотят иметь с нами дело, а Франция балансирует на грани банкротства, поддерживая Великую армию. Папá, наш политический хамелеон, утверждает, что его гражданский долг – поддерживать Наполеона, поскольку он принес в хаотичную Французскую республику порядок – сильное правительство, стабильные финансы и подготовленную армию. Он утверждает, что, если мы не будем поддерживать войны Наполеона, у нас скоро будет править Британия или Россия.

– Пожалуй, это не так и плохо, – шучу я. – Я люблю британские булочки и меховые русские сапожки. – Я по-прежнему умею его смешить.

Жан-Батист совсем забросил делопроизводство на нашей суконной фабрике. Маман настояла, чтобы он сопровождал ее с Клементиной на балы и званые вечера по всей округе. Клементина теперь стала невестой на выданье. Папá называет это маленькой жертвой, чтобы маман была довольна. Но я боюсь, что теперь он вынужден работать за двоих.

Сама я занята выше головы нашей винодельней «Клико и Сын» и Ментиной. Под моим любящим оком дочка не проявляет никаких признаков меланхолии или одержимости. В первые годы жизни она растет как травка, играет и сладко спит на диване рядом с моим бюро с выдвижной крышкой. Я держу наши скудные балансовые отчеты подальше от Франсуа, но каждый его унылый визит по продажам говорит ему ужасную правду. Если война вскоре не закончится, наша винодельня закроется без надежды на возрождение.

Только я подумала, что нам все-таки придется закрыть «Клико и Сын», мои молитвы услышаны. В 1802 году Наполеон заключает Амьенский мирный договор с европейскими монархами, включая короля Великобритании Георга III с его грозным британским флотом.

Французские солдаты вернулись домой к семьям. Торговые пути открылись. Наши семьи вздохнули с облегчением впервые за тринадцать лет.

Наполеон даже разрешает в стране католическую религию, нашего Бога и святых, по всей Франции три дня звонят колокола. Теперь я могу без боязни привести Ментину в Реймский собор, вместо того чтобы тайком ходить на молебны в холодную пещеру.

Мы размышляем, как подвинуть дела «Клико и Сын». Франсуа воодушевляется и играет на скрипке цыганские мелодии. Еще он придумывает истории про Ментину и Матагота[9], магического черного кота с золотисто-зелеными глазами, который переносит ужасные беды, чтобы вернуться к Ментине. Я говорю ему, что его истории слишком жестокие для трехлетней девчушки, но он стоит на своем.

Завывая, чтобы было страшнее, он рассказывает свою новую историю.

– Ведьма разозлилась, содрала с Матагота шкуру и бросила его в поле, а сама улетела. Матагот знал, что умирает, но радовался, что спас Ментину от злой старухи. Он зарылся в солому и стал молиться…

Глаза дочки наполнились слезами.

Франсуа понижает голос до шепота.

– На следующий день Матагот проснулся и вылез из соломы. На нем была новая, красивая меховая шубка.

Дочка прижалась к его груди.

– Матагот прибежал к Ментине. Она отругала его за то, что он убежал из дома, но накормила курятиной и молочком. – Франсуа щекочет ее под мышками. – Вот и сказке конец.

– Еще, еще, еще. – Ментина хихикает.

Не самый хороший способ успокоить ребенка перед сном.

– Спать пора, доченька. – Я подхватываю ее, укладываю в кроватку и пою колыбельную.

Когда я возвращаюсь в библиотеку с бокалом вина для Франсуа, на столе уже расстелены полдюжины карт. Он объясняет, что планирует новую поездку за сотни километров от дома. Про себя я думаю, что он слишком торопится и слишком далеко замахивается. Мне не хочется его расхолаживать, и я вяло возражаю. Но чем больше я пытаюсь его сдержать, тем непреклонней он становится.

Когда часы бьют полночь, мы оба еле стоим на ногах от усталости. Пора спать, а споры отложить на утро. Я нежно целую его в макушку, потом за мочкой уха, где пахнет свежим снегом и крокусом. Он стонет от удовольствия и поворачивается, чтобы поцеловать меня. Я веду его в нашу спальню.

На полпути в коридоре он останавливается и ласково гладит меня по носу.

– Скоро приду.

Я надеваю лучшую ночную рубашку, шелк скользит по моей коже, вызывая восхитительные мурашки предвкушения. Сворачиваюсь клубочком в ожидании Франсуа.

* * *

Когда утром меня будит солнце, его одеяло нетронуто. Я одеваюсь, одеваю дочку и веду ее завтракать.

Франсуа ходит от стены к стене, в руке чашка кофе. Филипп уже там, как всегда, чтобы обсудить за завтраком дела. Такой порядок мне нравится, потому что я могу участвовать в разговоре, пока кормлю Ментину. Перед Филиппом расстелена карта Европы. Он обеспокоен и бледен по контрасту с яростной решимостью сына.

Франсуа быстро чмокает Ментину и меня и снова продолжает спор.

– Теперь самое время действовать, пока мы живем в мире впервые за десять лет. Скоро туда хлынут и другие торговцы.

Лизетта входит с подносом только что испеченных круассанов, рыжий завиток выбился из-под кружевного чепца. Воздух пульсирует от запаха свежего сливочного масла, намазанного между слоями теста.

– Бонжур, мадам и мадемуазель, – поет она, ставя передо мной круассан с шоколадной начинкой и кофе с молоком, и удаляется. Ментина бежит следом за ней на