Переправа - Джек Кетчам

старине Билле Куни, который однажды утром обнаружил черного медведя, обнюхивавшего его десятидолларовый пакет с кофейными зернами, и он так разозлился, что гнался за медведем больше полумили в носках, не имея под рукой ничего, кроме бутылки лимонного пива и кисточки для бритья, если бы тварь набросилась на него.

Как Харт мог предвидеть такой исход?

Никак не мог. Полагаю, это было просто в его натуре - ждать и смотреть. Некое фаталистическое терпение и самообладание, которых я и представить себе не мог.

Мы наблюдали, как четверо старателей взяли Дональдсона за руки и за ноги, и потащили наружу, куда именно, я не мог сказать точно. Док Суинлон к этому часу наверняка был пьян, но были еще дантист и ветеринар, менее склонные к пьянству. Харт взглянул в мою сторону.

- Ты выглядишь так, словно тебя сейчас стошнит, друг, - сказал он.

- Думаю, ты прав, - ответил я.

- Я выведу тебя наружу.

Он помог мне подняться на ноги и выйти через дверь, не теряя ни секунды.

- Тебе не следует пить, Белл. Ты это знаешь?

- Знаю.

- Тогда зачем ты это делаешь? Я вижу тебя здесь почти каждый вечер.

- Полагаю, это означает, что ты тоже бываешь здесь почти каждый вечер, так ведь?

Только пьяный мог бы с ним так разговаривать, но я и был пьян.

- Я справлюсь с этим, - сказал он.

- Ты не сможешь.

Он пожал плечами.

- Черт возьми, не бери в голову. Это не мое дело. Просто подумал, может, у тебя есть занятие поинтереснее.

- Я же не старатель, Харт, - сказал я.

И вот я снова заговорил с ним. Наверное, какая-то часть меня обиделась на критику. Я должен был удивиться, что он вообще заметил меня среди остальных, не говоря уже о том, что знал мое имя. А еще я был благодарен ему за то, что он помог мне выбраться оттуда. Хотя я заметил, что пьяные не склонны к благодарности.

- Ну и что? Я тоже не старатель, - сказал он.

Он направился прочь.

- Черт возьми, Харт!

- Что?

Я не знал, что именно. Я только знал, что хочу остановить его. Я, Мэрион Белл, шатающийся на все еще кружащейся перед глазами улице. Он смотрел на меня так, словно осматривал беспородную собаку, которая может ему пригодиться, а может, и нет.

- У тебя есть лошадь, Белл?

Я арендовал старую гнедую лошадь в "Конюшне Свенсона" по обычной месячной цене.

- Конечно.

- Хочешь сделать что-нибудь полезное для разнообразия?

- Не знаю. Что ты имеешь в виду?

- Давай оседлаем ее. Поговорим по дороге.

* * *

Полчаса спустя мы проезжали через палаточный лагерь на южной окраине города, в нескольких палатках горели фонари, но в большинстве было темно, кто-то пел пьяным голосом, ужасно фальшивя, старую шотландскую песню "Энни Лори", и из той же палатки доносился визг проститутки. Харт до сих пор не проронил ни слова. Он обмотал ремешок вокруг среднего пальца левой руки и постоянно перебирал кости, щелкая ими друг о друга. К тому времени я протрезвел настолько, что в какой-то момент осознал: ритм костей совпадал с ритмом лошадиной рыси.

Он подождал, пока мы проедем мимо палаток, а затем свернул, закурил сигарету и заговорил со мной.

- Ты знаком с джентльменом, называющим себя "Матушкой Кастетом"?

- С большим парнем?

- Большим? У тебя дар преуменьшения, Белл.

- Я его знаю.

- Ты когда-нибудь давал ему повод невзлюбить тебя?

- Мы никогда не встречались.

- Это хорошо. Потому что тебе придется его кое о чем попросить. Мы с Матушкой время от времени занимаемся отловом диких лошадей. Здесь много хороших лошадей, оставшихся после войны, и мы за ними охотимся. Они здесь не очень давно, но они уже дикие, как черти. Может, если ты будешь с ним очень любезен, он позволит тебе немного помочь нам.

- Я никогда не ловил диких лошадей.

- От тебя требуется просто ехать на лошади. С остальным мы разберемся. Ты ведь умеешь ездить верхом, правда?

Я не собирался удостаивать его ответом. Сомневаюсь, что он его ожидал.

- Чем ты занимался, Белл? Надеюсь, не возражаешь, что я спрашиваю?

- Я был военным корреспондентом "Нью-Йорк Сан". Следовал за войсками Уина Скотта в Мехико.

Он кивнул. Я не мог понять, впечатлил ли его тот факт, что я из пишущей братии, или это понятие вызывает у него скуку, или что-то еще.

- А, Скотт, - сказал он, - этот, в парадном мундире.

И это было все, что я от него услышал, пока мы не добрались до хижины.

Глава 3

Она сказала, что солнце уже заходило, когда они пересекли равнину и добрались до реки. Она проделала весь этот путь со связанными за спиной руками, сидя в седле перед высоким жилистым индейцем, которого звали Густаво, и много раз за время путешествия чувствовала, как его член твердеет, касаясь ее спины. Он уже поимел и ее и Селин, но она догадывалась, что он хочет еще.

Ей стало интересно, чувствует ли ее сестра то же самое, сидя впереди Фредо, толстяка с колючими усами.

У нее болело почти все тело, но особенно сильно в месте соприкосновения с седлом, и мучила жажда. Когда они пересекали мелководье, въезжая в Мексику, она не теряла бдительности, высматривая любую возможность сбежать - может, лошадь оступится, - но ничего не произошло. Белый, ехавший впереди, хорошо знал эту реку. Переправа прошла гладко и ровно.

Когда четвертый всадник, ведущий вьючную лошадь, со спины которой свисало более дюжины цыплят, достиг другого берега реки, Густаво обернулся и спросил:

- Мексика. Это дом, нет? Так почему же ваши люди уезжают отсюда?

У нее не было желания отвечать ему.

- Я вижу твои глаза, малышка, - сказал он. - Вижу, как ты борешься. Думаю, ты похожа на сестер.

Ей было трудно поверить, что у этого смердящего пса есть сестры, поэтому она спросила:

- Каких сестер?

- Las hermanas de Lupo. Сестер Дьявола. Древних, как горы, малышка. Древних, как боги. Точно как ты.

Он рассмеялся.

- Знаешь, - сказал он, - я думаю, что им, возможно, придется тебя убить.

* * *

Ночь была безлунной и беззвездной из-за низко нависших облаков, и она увидела костры задолго до того, как показалось поселение.