Переправа - Джек Кетчам

у городка, если уж на то пошло, не было бы причин для существования. Конечно же, не Мексика привлекала основную массу паломников. Но здесь река сужалась, и это место как нельзя лучше подходило для переправы, поэтому старый буян по имени Гейбл построил такую переправу и обслуживал ее с помощью дробовика и пары хорошо обученных собак. Это была всего лишь примитивная баржа с тросом, которую, как все знали, река поглотит целиком во время паводка, но пока она делала свое дело, и слухи о ней распространялись.

Я был там практически с самого основания городка. Видел, как сюда привозили бочки с виски и бильярдные столы, модную и готовую одежду, как каждый день сюда стекались карточные шулеры и проститутки, трапперы, торговцы и старатели. Примерно через месяц появились импровизированный салун и бордель, галантерейный магазин и еще один салун, конюшня и бакалея. Фактически все необходимое, кроме церкви, школы и тюрьмы.

Хотя большинство считает, что нужнa былa только последняя.

Цены взлетели до безумия. На другом берегу реки новоиспеченные старатели намывали золота на сто двадцать пять долларов в день, и все это знали. В Гейблс-Ферри можно было разбить палатку, поставить внутри несколько раскладушек и брать за ночлег по доллару за ночь, и многие были готовы платить. Старая ржавая свинина, оставшаяся со времен войны, и засохшие, изъеденные червями яблоки стоили до семидесяти пяти центов за фунт. В галантерейном магазине Рирдона хорошую флягу отдавали за десять долларов серебром. Для сравнения: проститутка в "Маленькой Фанни" стоила доллар.

Я и сам не знал, какого черта там ошивался.

Я зарабатывал приличные деньги своими репортажами о послевоенном восстановлении и нерегулярными рассказами о золотой лихорадке для газеты "Нью-Йорк Сан", но это был не тот стабильный доход, который я имел во время войны - когда статьи с подписью Мэриона Белла появлялись в газете еженедельно или раз в две недели. Деньги из отцовского поместья в Массачусетсе не могли течь бесконечным потоком. Учитывая цены в Гейблс-Ферри, я пропивал их с ужасающей скоростью. Пытался забыть то, что видел в Мехико.

В моей газете некоторое время назад была напечатана карикатура, изображающая генерала Уинфилда Скотта[2] по прозвищу "Любитель суматохи с перьями" в полной парадной форме, с мечом над головой, восседающего на груде человеческих черепов. Этим, пожалуй, все сказано.

В тот вечер в пятикарточный покер[3] играли Харт, старый немец-старатель по имени Хайльбергер и Джордж Дональдсон. Я едва знал Хайльбергера, но ходили слухи, что Дональдсон был конокрадом и карточным шулером, и в этот вечер подтвердился, по крайней мере, последний из этих слухов.

Я сидел позади Харта, немного сместившись вправо, так что мог видеть его карты, но он, похоже, не возражал. В левой руке он держал короткий кожаный ремешок с игральной костью на каждом конце, и эти кости он пропускал между пальцами от сустава к суставу, сверху и снизу плавным движением, секрет которого я не сразу смог разгадать. Возможно, виски имело к этому какое-то отношение. Я пил уже пятый бокал, который, как я думал, мог стать последним за этот вечер, но никаких обещаний я себе не давал.

Ставка была сделана Хайльбергером, но он спасовал, оставив в игре Харта и Дональдсона.

Не знаю, сколько было на кону, но сумма была большая. "Маленькая Фанни" была заполнена в основном ирландскими и немецкими старателями, а также местными дельцами и, конечно же, проститутками. И когда Дональдсон сделал ставку, все старатели присвистнули тихо, но так, что их можно было услышать поверх пьяной игры Сэма Перкинса на скрипке.

Пока Харт обдумывал свой ход, Дональдсон скрутил сигарету и затянул кисет, зажав шнурок между зубами, а когда чиркнул спичкой, то из-под потрепанной рубашки и шерстяного пиджака на нас уставился бубновый валет. Я увидел его, и Харт его увидел, и, вероятно, Хайльбергер тоже. Думаю, Харт, как и я, просто не мог поверить в то, что видит.

- Ни хрена себе, - сказал Харт. - Ты бы с этим поосторожнее.

Он не казался рассерженным, только был слегка раздражен на Дональдсона, но, тем не менее, достал револьвер - какой-то огромный серый антиквариат, Бог знает какого года выпуска - и положил его на стол, а когда Дональдсон увидел это чудовище, направленное в его сторону и начал судорожно шарить в поисках собственного револьвера, Харт сказал ему:

- Не делай этого, - что на мгновение того остановило, но потом он снова принялся его искать. Просто какой-то дурак в панике, и Харт опять ему сказал: - Черт возьми, Джордж, не делай этого, - но к тому времени Дональдсон уже достал револьвер, и Харту ничего не оставалось, как нажать на курок.

От такого большого оружия ожидаешь многого, и люди уже начали отходить от Дональдсона, но мы услышали только щелчок.

- Вот черт, - сказал Харт, - опять осечка.

А на побелевшем лице Дональдсона появилась улыбка. Эта улыбка ничего хорошего не предвещала, и пора было убираться с линии огня, но, черт возьми, я не смог. Я застыл на своем стуле, глядя, как Харт перекатывает кости между пальцами, словно все еще обдумывая свой ход, а Дональдсон выстрелил. И какую-то долю секунды ничего не происходило.

Потом эта штука взорвалась у него в руках. Его сбросило со стула.

Так он и лежал, корчась и стоная, на грубом дощатом полу в горящей рубашке, с сильно обожженным лицом и руками, пока бармен Джесс Эйк не вылил на него ведро воды.

Вот какая перестрелка произошла в салуне "Маленькая Фанни".

Харт, Хайльбергер и я, отмахнулись от порохового дыма, и Харт забрал со стола свой выигрыш.

- Держу пари, он купил этот револьвер у Гасдорфа, - сказал он. - Этого человека надо арестовать.

Я был поражен его абсолютным спокойствием. Мой желудок бурлил виски и желчью - и это при том, что револьвер был нацелен не на меня, я просто сидел за спиной того, на кого он был нацелен.

Я прикинул, что Харту где-то между сорока и пятьюдесятью, хотя точно сказать было сложно, и не в первый раз задумался, какие силы сформировали таких людей, каких можно было встретить здесь.

Если они не были просто безумцами, как, например, Э.М. "Чокто" Келли, который тихонько вырезал надгробный камень для мисс Нелли Рассел, одной из шлюх Джинни Смоллс из салуна "Фэйрвью", то лучшие из них, казалось, сочетали в себе смесь безумия и отваги, которая служила им талисманом удачи.

Я подумал о