#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Луис отлично помнил, как сам выбирал гендер три месяца назад. Ему же весь мозг чуть не съели! Он давно и точно для себя решил, что он — мужчина. Без вариантов. Но маме-то разве объяснишь? Она же осторожная, как не знаю кто! Лишь бы чего не вышло, и везде соломки подстелить, по периметру. Утром только завтракать сядешь, а она давай пилить: —Бери смешанный, бери смешанный… Мало ли, что в жизни может случиться! — Сестру она, кстати, так и уломала.
Луис маме объяснял: сама-то записана женщиной, и нормально. И чего? А она такая давай рассказывать свое любимое про «совсем другие времена были», и что дети современные заелись и сами своего счастья не понимают и какие они теперь свободные. Папа, как всегда, молчал, он вообще только о работе думает, а маму боится. Свобо-о-одные… Ну ага, свободные! Особенно от бабушки! Как приедет, первый вопрос и Луису, и сестре: «У тебя уже есть девочка или мальчик?» Ну что за манера вечно лезть в личную жизнь?!
Парни из их группы тоже издевались. Как обычно: а может, ты агендер вообще? И Луис тогда говорил: ага, точно, отстаньте. И смотрел на Нину.
Она сидела впереди, в соседнем ряду, и с его места видно было немного щеку, тоненькое ухо с тремя маленькими сережками-шурупчиками, и как Нина машинально поправляет выбившиеся из хвоста волосы, закладывая их за ухо. А когда Нина приходила на офлайн в белой облегающей майке, он смотрел, как движутся ее острые лопатки и думал: будто бы у ангела маленькие крылья нарождаются. Иной раз так засматривался, что забывал про урок.
В общем, маму он не послушал и прямо ночью, как только исполнилось четырнадцать лет, пошел на портал и записался мужчиной. Мама утром ужасно ругалась. А зато вечером папа потихоньку от мамы в темном коридоре пожал ему руку и еще потом, уже стоя в дверях родительской спальни, обернулся и показал знак «виктори».
Теперь пришло время определяться Нине. Луис ждал этого дня — и очень боялся. А если она выберет… Она же всегда с этой своей Алией, не-разлей-вода-подружкой. Вдруг это не просто дружба? И тогда, если она… Он же тогда не будет иметь права даже на концерт ее позвать или там на обед! Он к ней тогда близко подойти не сможет!
От этих мыслей было ужас как тоскливо. Он ехал, не разгоняясь, всего двести километров в час, детская скорость, Нина ехала впереди, не зная, что он едет следом, на ней была короткая курточка, и высокие шнурованные «гоблины» почти до колена, и шорты… Другие парни в их группе считали, что Нина не очень красивая. Ну и слава богу. Придурки. Много они понимают!
До школы оставалось минут пять езды, максимум семь. А если она уже выбрала? Войдет в класс, девчонки, конечно, кинутся расспрашивать, а она такая… Луис тряхнул головой — и едва не вылетел на грузовую полосу, потому что его «тянитолкая» довольно опасно повело. Скорее бы уже узнать… Или нет. Наоборот. Лучше бы не знать вовсе. Вдруг она… И потом выберет эту свою Алию… Или, того хуже, Майку — это было бы вообще…
Родители считали, что у них-то еще ничего ситуация — выбирать надо всего из семи гендеров. А в некоторых других странах есть где по триста. А если бы Луиса спросили, ему что триста, что семь — никакой разницы не было. А просто хотелось однажды набраться смелости, подойти к Нине в день офлайна и сказать: «Пойдем сегодня вечером погуляем?» И чтобы она улыбнулась вот так, как она в тот раз на литературе улыбалась, и сказала бы: «Пойдем!»
Он вспомнил, как Нина смеется. На той неделе проходили устаревшие слова по литературе, и как они применялись в книгах для детей шестьдесят лет тому назад; преподаватель спросил, знает ли кто-нибудь, что значит слово «задавака». Никто, понятное дело, не знал. Учитель прочел кусочек какого-то старого рассказа и спросил, ясно ли значение из контекста. Половина закивали, половина молчали. Он стал объяснять — это такой человек, который считает себя выше и лучше других… И тогда Майка встряла с места, ей же всегда больше всех нужно. Встряла и спрашивает: «Это как шовинист, да?» Ну тут все и грохнули хором, и Нина тоже. А учитель, глазом не моргнув, объяснил Майке разницу. Им над учениками смеяться нельзя — мигом жалоба в департамент, и уволят.
Нина скрылась за поворотом, и вот уже сам Луис въехал на школьную стоянку. Мест практически не было. И только — ура! — около Нининого розового «тянитолкайчика» оставался просвет. Как раз хватало, чтобы и Луису припарковаться.
Он проводил взглядом Нину, взбегающую по ступенькам. Это правда, что она оглянулась и посмотрела на него сквозь стеклянную дверь? Да нет, показалось, наверное.
Луис вкатил своего «тянитолкая» в просвет и убрал руль и педали. «Тянитолкаи» (официально — «дзэн-го») род свой вели из Японии и поначалу стоили кучу денег, но теперь стали самым ходовым летним городским транспортом, вытеснив и квадрики, и мопеды, и мотоциклы, и даже частично машины, — потому что умение ездить в обе стороны решило если не проблему вечных пробок, то проблему парковки на маленьких пространствах уж точно. Вырулить на «тянитолкае» можно было куда и откуда угодно. Если убрать оба руля, «дзэн-го» немного напоминали улиток, свернувшихся в своих домиках.
Луис осмотрелся. «Улитки» стояли рядами в ожидании хозяев, перемежаясь редкими старинными мотиками и скутерами, — всё больше черные, но были и розовые, и красные, и бирюзовые, и даже один совершенно прозрачный, так что каждая гайка под корпусом просматривалась (этот был Майкин, разумеется, у нее всегда всё по последней моде). Луис осмотрелся, не видит ли кто, и осторожно дотронулся до седла Нининого «тянитолкая». Оно было еще теплое. А может, не еще, а уже — просто нагрелось на солнце.
Сердце у Луиса почему-то заходило быстро-быстро, как будто он только что бежал стометровку на спортподготовке и обогнал самого Громова. Наверное, было бы сегодня легче, если бы уроки были онлайн. Он бы мог смотреть
