Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин

Поразительная встреча. «Что они все сюда, в Гиссар, из нашего Ахангарана сбежались?» — думал доктор. И он еще вспомнил о том, что волостного Кагарбека судили и упекли туда, «куда Макар телят не гонял», за зверское уничтожение киргизского аула. А тут он ходит чуть ли не в губернаторах — хакимах Гиссарского вилайета, и с ним надо иметь дело. Вряд ли можно ждать от него добра. Ведь Кагарбек отлично знает, что докторский протокол о гибели аула сыграл немалую роль в решении судебных органов. Но что ж делать?..

И он ответил на сдержанное, сквозь зубы выдавленное приветствие «Издрасть!» звучным и протяжным «Ассалом алейкум!».

Он вынул из полевой сумки приказ генерал-губернатора и, подняв высоко, сказал:

— Немедленно приступаем к спасательным работам! Вы обязаны оказывать нам помощь, господин бек!

И Кагарбек еще не успел открыть рот, как прогремел — иначе тут не скажешь — голос Мергена:

— Приказ! Собирай, бек, людей со всех кишлаков. Хашар! Эй, кто тут из Каратага? Приступайте!

Вытолкнутый из образовавшейся мгновенно толпы, согбенный, весь в лохмотьях старик вопил:

— Киомат! Страшный суд! Жалоба. Жалуемся на этого сатану! Не помогает. Спесь проявляет. Истинно — не иди перед господином, не проходи позади коня! Зашибут…

III

Много пустынных развалин

Когда-то были цветущими садами;

И станут цветущими садами

Те долины, которые были опустошены.

Рудеги

Экспедиция сразу же принялась за спасение тех, кто не погиб под развалинами цветущего Каратага.

Страшный подземный удар поразил город, когда все спали. Глиняные, переложенные диким камнем хижины буквально осели, и глиняные, мазанные каждый год крыши придавили все живое. Ни один дом не уцелел. Да тут еще Черная гора, высившаяся над восточными кварталами, сползла и похоронила много домов и людей…

Ниже по реке под грудой развалин еще оставались живые. Над горами глины и камней неслись заглушенные стоны и плач. В столбах пыли метались какие-то фигуры, словно демоны, вырвавшиеся из дузаха — преисподней. Густое зловоние мутило головы, спирало дыхание.

Но уже стучали кирки, звенели лопаты. В быстро расставленные палатки на носилках несли тяжелораненых. В белом халате доктор делал первую операцию…

А Кагарбек подогнал коня к самому пологу палатки и все еще гудел:

— Нельзя! Воля аллаха… Гнев эмира!

Спорить и объясняться с упрямым беком доктор предоставил Алаярбеку Даниарбеку. А сам всех, кто мог владеть лопатой, отправлял в развалины. Бек не дал ни одного человека в помощь медикам и казакам охраны. Доктор молчал. Но Алаярбек мечась с ведрами и тазами, на бегу пытался убедить бека со всей восточной вежливостью. А тот с тупым величием надувал щеки, выпячивал губы:

— Нельзя. Не буду. Не желаю.

Неслыханная наглость! Доктор лихорадочно работал — накладывал швы, вправлял переломы. А в стороне от хирургической палатки спорили Алаярбек с Абдукагаром.

«Разве такого болвана уломаешь? Тут он в своем Гиссаре и царь и бог. Жаль несчастных. Разве со своими фельдшерами и казаками я управлюсь? Мы тут только с краешку ковыряем. А люди там в завалах уже четвертый день без воды».

Но для раздумий не оставалось времени. Все участники экспедиции, начиная с самого ее начальника и кончая ездовыми и возчиками, намазанные грязью до черноты, обливаясь потом, работали, забыв об отдыхе.

Кто мог бы предвидеть, что «живописное путешествие» для сыновей доктора обернется столь тяжелой работой в облаках густой лёссовой пыли под прямыми жгучими лучами южного солнца. Приходилось ворочать тяжелыми лопатами, рубить грунт кетменями, разгребать горы мусора, сдвигать с места потолочные болоры обрушившихся глинобитных домов.

«Пусть! — думал доктор. — Столкновение с жизнью закаляет».

Возмутительно вел себя Кагарбек. Он не столько помогал, сколько мешал своей суетой, беспорядочными приказами, яростной руганью.

Не мог стерпеть Алаярбек Даниарбек Он непрерывно ввязывался в ссоры с беком. Со стороны они напоминали палванов, готовых вот-вот сцепиться в схватке. Судя по жестикуляции Кагарбека, словесная схватка поднялась до высочайшего градуса кипения.

«Дело, кажется, дойдет до драки, — думал доктор, — этого только не хватает».

Но тут произошел поразительный случай.

Не слишком ли много совпадений?! Неожиданных и неприятных. Доктор прежде всего подумал о Георгии Ивановиче.

А уже из-за столбов пыли выступила фигура человека в форменном кителе и фуражке с бархатным околышем и белым верхом:

— Доктор! Доктор! Сколь драматическая встреча!

В тень полога палатки шагнул… Сергей Карлович, ахангаранский пристав собственной персоной.

Оказывается, бывший ахангаранский пристав являлся главным администратором «концессии в долине рек Сурхана и Кафирнигана», производившей ирригационные изыскания близ Каратага. Возглавлял концессию вместе с самаркандским инженером Ковалевским мистер Пат Данниган, любитель аристократических фаэтонов и ландо. Он тоже приехал на развалины Каратага и на «дипломатическом уровне» приветствовал Ивана Петровича. Он слышал о несчастье и готов оказать помощь пострадавшим.

Появление господ концессионеров вызвало в докторе приступ ярости. Готовность оказать помощь, по словам Пата Даннигана, выразилась в том, что концессия согласна принять на земляные работы всех каратагцев, которые могут держать лопату в руках. В случае согласия «концессия» намерена выдать аванс в виде муки и риса на душу, чтобы нанявшиеся на работу каратагцы могли прокормить недели две свои уцелевшие семьи.

Не медля ни минуты, начал распоряжаться Кагарбек.

— Эй, вы, дурно пахнущие, — покрикивал он с высоты своего коня. — Чтобы через час все собрались. Продукты получите на месте.

Предложение вызвало вопли и проклятия. У многих спасшихся родные и близкие еще оставались в развалинах. Каждую минуту из завалов кирпича и глины извлекали трупы. Хоронить их надо было немедленно, а саванов не было, и некому было выкапывать могилы.

А тут произошло новое осложнение. Сергей Карлович вдруг принялся нагайкой избивать нескольких каратагцев. Оказалось, что это рабочие концессии, которые рыли канал; узнав о катастрофе, они тайком ушли.

Сергей Карлович гнал их, а они кричали, вопили, умоляли:

— Зверь! Дай похоронить отца с матерью! Дай успокоить же в вечности!

Один, совсем с виду хилый джигит, с провалившимися щеками и выпятившимися ребрами на обнаженной груди, Даже швырнул камень в Сергея Карловича.

— Эй, взять его, смутьяна! Дать ему тридцать палок!

Не выдержав, доктор после очередной операции вышел из палатки. Он решил вмешаться сам, хотя понимал — с развоевавшимся чинушей едва ли ему справиться.

Народ толпился в проходах среди палаток, мрачно взирая на готовящуюся экзекуцию.

Через полуразваленную стену вдруг перелез Мерген весь в пыли и грязи. Он тоже работал с утра, раскапывая завалы. Отирая лицо от пота, он покачал головой и что-то негромко сказал Кагарбеку. В ответ тот яростно выругался.

Видимо, Мерген не захотел больше тратить слов по-пустому. Он