Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин

странников революции. Встают на их пути горы, реки. Побитые, изъязвленные ноги ступают по щебнистым осыпям. Прохватывает до костей холод ледяных потоков. Обжигают лучи солнца степей и пустынь.

«Разведчики» расстались у Ивановского парка.

— Сколько событий и все в один день!

Шамси любил пофилософствовать. Он прижал руку к сердцу, сказал: «Хайр!» — и быстро зашагал вдоль ручья в Багишамаль.

Да, один лишь день и сколько событий!

Но оказалось, что это далеко не все. За столом под висячей лампой чаепитие происходило далеко не так уж и мирно. Ольга Алексеевна решительно возражала:

— Они не поедут. Детей ты, Жан, тащишь в какие-то дебри.

Доктор настаивал:

— В таком возрасте меня отец уже пахать учил. И разве ты сама чуть ли не вчера читала стихи арабского поэта:

Беда мне с детьми.

Которые не пекутся на солнце,

А убегают в тень.

Что ж, они и будут всегда прятаться от нашего туркестанского солнца? Ничего с ними не случится. Пора попутешествовать. Ты преклоняешься перед восточными философами. Вспомни. Кабус говорил: мальчиков в семь лет забирают с женской половины и готовят из них мужей и воинов.

— Господи, какие из них воины?

Но доктор уже решил и тут же за столом объявил:

— Вы уже достаточно взрослые. Я беру вас с собой. Куда? В экспедицию. Едем в Бухарское ханство.

— Ура!

Экспедиция! Путешествие! Это то, о чем только могут мечтать мальчишки.

Пржевальский! Гумбольдт. Семенов-Тян-Шанский. Ибн Батута. Федченко. Ливингстон. Перед глазами возникали миражи пустыни. Ползли по горизонту вереницы верблюдов. Гарцевали на горячих арабских конях воинственные кочевники. Седобородый киргиз спускал ловчего ястреба на рыжую лису. На полном скаку в горный поток кидались всадники в меховых шапках. Скользил по географической карте по коричневым горным хребтам, по голубым венам рек палец, прокладывая маршруты в неведомое.

— Выступаем ночью по холодку. Поедете верхом при обозе. Вот перевал Аман Кутан и дальше через бекства Китаб, Шахрисябз, через горы и урочище Санггардак, что значит Столпотворение камней, Денау и Каратаг.

— Ура! Путешествие! Путешествие!

— Худые вы путешественники… Даже не спросили о цели путешествия.

— А зачем мы едем?

— Найдите на карте Каратаг. Это центр одноименного бекства в Гиссарской долине. Получено известие. Город разрушен землетрясением. Там — катастрофа. Опасаются, что много жертв. По предписанию из Ташкента создана спасательная экспедиция во главе со мной. Брички уже выезжают. Мы догоним их на перевале Тахта-Карача. Идите собирайтесь.

Вдогонку он бросил:

— Готовьтесь. Экспедиция рассчитана на две недели, а запасайтесь на месяц. Составьте список. Ничего не забудьте — от перочинного ножика до иголки с ниткой. Это настоящее путешествие.

II

Бесстрашие и отвага — щит чести.

Абд-ар-Раззак

Не удивляйтесь, если я погибну. Я сам прихожу в недоумение, что еще жив.

Саади

А вечером, когда заседланные лошади уже стояли во дворе под карагачами, нетерпеливо потряхивая гривами, внезапно появился старый друг семейства ахангаранский лесной объездчик Мерген. Он приехал в Самарканд за сто верст из Гиссарских гор, где работала его лесомелиоративная экспедиция.

Привязывая к коновязи своего великолепного «араба», он взывал к небесам, к доктору, к нам:

— Великое несчастье! Аллах! И кто знает, за что ты покарал обитателей Каратага. От города и камня не осталось. Мужчины, дети, женщины заживо похоронены. Мертвые соединились с аллахом, живые вопиют о помощи.

— Так вот правильно говорили, что там был эпицентр!

— Таксыр Иван-дохтур, поспешим, — выкрикивал Мерген, он даже не хотел выпить пиалу чая, — страдающие мучаются. Дети умирают. На нашу экспедицию тоже упали камни, но наши люди живы, палатки только засыпало, в Каратаге беда! Послали в Самарканд арзачи. Разве он вас не предупредил, что наш инженер ранен, ушиблен? Арзачи настоящий шатыр-пари — наследственный природный бегун! Неужели он не вручил вам письма?

— Ночью прибегал ваш человек, назвался «мы — арзачи Мергена», — сказала Ольга Алексеевна. — Иван Петрович уже принял меры. Запросил по телеграфу Ташкент. Уже получена ответная телеграмма направить в Каратаг врачей, медперсонал. Госпитальные брички уже выехали на термезский тракт. Иван Петрович выезжает вдогонку. Как хорошо, что вы тоже едете, Мерген-ака. У меня сердце не на месте. Доктор берет сыновей с собой. Везти их с собой в горы! Ужасно! Вы за ними смотрите. А сейчас за стол. Поужинайте. Плов уже готов. Покушайте и ложитесь отдыхать на террасе.

— Нельзя спать, нельзя отдыхать! Сейчас же надо ехать. Значит, арзачи — молодец. Подобрал полы халата, пустился бегом по дороге. За день и ночь без сна и еды одолел столько гор. Напрасно я ему не доверял. Но кто знал? Вот сам за ним поскакал.

Надо знать натуру Мергена, нервную, неистовую. Даром, что ли, его в горах наградили прозвищем Ветер — Бод. Весь нетерпение — сейчас Мерген не мог ни о чем говорить, кроме необходимости ехать немедленно на помощь горным селениям, застигнутым бедствием.

— О, темные силы подземелий и пропастей ада! Разбита камнем гибели чаша людского счастья. Чистое вино веселья замутилось: в него вылилось содержимое ночного сосуда бедствий.

Наспех поужинав, он уже садился на своего коня, серого в яблоках. Ни в нем, ни в его хозяине не замечалось и следов усталости, а ведь за бессонную ночь они проделали без малого верст семьдесят.

Мерген, доктор — начальник экспедиции со своими двумя сыновьями, денщики — вестовые отправились в путь. Обоз из сорока бричек спасательной экспедиции с лекпомами, санитарами, конвоем из казаков в тот час въезжали в Китабское бекство по ту сторону перевала Тахта-Карача.

— Одно удивительно, — заметил доктор, усаживаясь поудобнее в седле, он всегда ездил в узбекском седле (в седле кочевников удобнее и коню легче), — как вы, Мерген, разминулись с полевым госпиталем?

— Мы разминулись и со своим быстроногим арзачи. Мы ехали напрямую через горы.

— Ночью? По головоломной тропе?

— Дорогу мы знаем. С лесниками тут уже ездили. Мой конь видит в темноте, как кошка Конь славный. Карабаир.

Шли, понукая лошадей, не различая ни дня, ни ночи, без наезженных дорог, через каменистые перевалы, где порой казаки конвоя и врачебный персонал буквально несли на руках, тянули брички, где ломались оси, слетали с ободьев железные тяжелые шины, где люди падали от «тутека» в обморок, где рубахи промокали насквозь от душной жары в провалах черных ущелий.

Гигантские, со свежими малиновыми изломами глыбы, сорвавшиеся с циклопических стен в ущелья и местами перегородившие тропу, весьма красноречиво напоминали о недавних подземных толчках, сотрясавших вечные горы.

Хуже нет ничего, когда на головоломном овринге дрожь лошади отдается во всем теле всадника так, что