Сталин: арктический щит - Юрий Жуков

Так завершился более чем полувековой спор о принадлежности не только заполярного архипелага, но и острова Медвежий. Советская Россия отказалась от каких-либо прав на них. Правда, этим проблему политического размежевания в западной части Арктики разрешить полностью не удалось. Осталась без юридически установленной и признанной мировым сообществом принадлежность Земли Франца-Иосифа и острова Виктория, лежащего между норвежским Свальбардом и советской Новой Землею.

Тем временем крайне острая нужда в угле заставила государственный трест «Северолес», занимавшийся заготовкой древесины и экспортом ее морским путем из Архангельска в Европу, главным образом Великобританию, проникнуть на Шпицберген самым простым способом. Самостоятельно, не прибегая к содействию ни НКИДа, ни Наркомвнешторга. Да еще и избегнув процедуры утверждения прав у комиссара в Копенгагене.

…7 мая 1920 года эмигрант из России Г.М. Нахимсон заключил сделку с А.Г. Агафоновым, бежавшим из Архангельска, но предусмотрительно сохранившим документы, подтверждающие права его «Русского торгового дома Грумант для горных разработок» с 1912 года на несколько шпицбергенских шахт в районе Айс-фьорда. Приобрел у него две трети — 60 тысяч акций за 60 тысяч фунтов стерлингов71. Однако не располагая столь значительной суммой, вынужден был прибегнуть к займу.

Возникшая таким образом в 1923 году новая фирма «Англо-русский Грумант» (АРГ), английская по регистрации, объединила как старых пайщиков — Агафонова, сохранившего за собой 20 тысяч акций, и еще восьмерых бывших русских граждан, обладавших в обшей сложности 9700 акциями, так и нового, Нахимсона, держателя контрольного пакета72. И хотя АРГ стала приносить немалый доход — она сумела резко увеличить добычу угля со 129 тысяч тонн в 1920 году до 429 тысяч спустя пять лет73, все же Нахимсон продолжал испытывать острую нужду в деньгах, для того чтобы расплатиться по долгам.

Этим-то и воспользовался председатель правления «Северолеса» Карл Данишевский. По совету из лондонского торгпредства, на свой собственный страх и риск, в первых числах марта 1924 года дал разрешение приобрести у Нахимсона 20 тысяч акций АРГ и выплатить за них в виде задатка 10 тысяч фунтов. Только потом вместе с Г.Л. Пятаковым обратился в Политбюро за обязательной в подобных случаях санкцией. Высший партийный орган просьбу рассмотрел незамедлительно, 20 марта. Счел необходимым поддержать ее и поручил Совнаркому СССР оформить подготовленное соглашение в установленном порядке. Правда, не преминул Данишевскому «поставить на вид» — за незаконное расходование валюты74. Не стало затягивать решение и правительство. Утвердило сделку уже 8 апреля. Только после этого, теперь на вполне законных основаниях, 13 июня «Северолес» подписал окончательный договор с АРГ о приобретении 20 тысяч акций по два фунта стерлингов за каждую75.

Превращение «Северолеса» в совладельца АРГ могло позволить значительно удешевить перевозки. Снабжать советские и зафрахтованные трестом лесовозы «своим», шпицбергенским углем. Да еще действовать так, ничуть не заботясь о том, присоединился ли СССР к Парижскому договору или нет. Потому-то, как могло показаться, о проблеме следовало забыть. Хотя бы ненадолго. Однако НКИД не захотел отказываться от старого замысла добиться советского присутствия на полярном архипелаге только правовым способом, при безусловном международном признании. И для того начал разыскивать проживавших в стране бывших владельцев (или их наследников) угленосных участков как на собственно западном Шпицбергене, так и на острове Медвежий.

Поиски, поначалу шедшие без особой спешки, в начале нового, 1925 года пришлось резко ускорить. Причиной же того послужило полученное 6 января в Москве уведомление правительства Норвегии о том, что Япония последней из стран, подписавших Парижский договор, ратифицировала его. А потому «Горный устав Шпицбергена (Свальбарда), а в соответствии с этим и договор вступят в силу после 1 апреля с. г. Таким образом, те, кто получил права на Шпицбергене (Свальбарде), будут иметь примерно шестимесячный срок для предъявления своих претензий датскому комиссару»76. Словом, произошло именно то, на что так долго и упорно надеялись в НКИДе.

Стремясь наилучшим образом воспользоваться столь благоприятно сложившимся положением, А.В. Сабанин тут же обратился в коллегию наркомата. Напомнил об однажды не просто решенном, но и подтвержденном нотой от 16 февраля 1924 года. Убеждал в докладной записке коллег: «До последнего времени основным формальным препятствием на пути присоединения к конвенции (договору. — Прим. авт.) было то обстоятельство, что сообщение о присоединении к конвенции должно было направляться французскому правительству, с которым правительство СССР не находилось в дипломатических взаимоотношениях… Принимая во внимание изменившиеся условия (признание Францией в октябре 1924 года Советского Союза. — Прим. авт.), представлялось бы целесообразным вновь поставить вопрос о присоединении СССР к Парижской конвенции как перед Норвегией, так и перед Францией».

Не довольствуясь чисто внешнеполитическим аспектом поднимаемого вопроса, привел Сабанин доводы и иного характера: «Развитие разработки угольных копий на архипелаге Шпицберген, нашими организациями и связанный с этим ввоз шпицбергенского угля в СССР имеет большое значение для Севера Союза (особенно для Мурманской железной дороги), освобождая его от необходимости импортировать дорогостоящий английский уголь»77.

Коллегия Наркоминдела на своем заседании 19 января согласилась с предложением Сабанина и утвердила подготовленный им же проект решения: «а) войти с представлением в Совнарком о присоединении к Парижской конвенции; б) просить полпредство в Осло (так с 1 января 1925 года именовалась столица Норвегии, бывшая Кристиания. — Прим. авт.) срочно доставить окончательный текст поправок к Горному регламенту; в) предложить ВСНХ разработать вопрос о наших заявках на Шпицбергене». Одновременно утвердила коллегия и проект постановления СНК СССР. Он же предусматривал: «1. Шпицбергенский трактат утвердить в целом. Поручить НКИД оформить присоединение СССР к трактату. 2. Поручить НКИД внести на согласование с 2 подлежащими ведомствами в Горный регламент необходимые поправки»78.

Выполняя принятое решение, М.М. Литвинов прежде всего поспешил заручиться обещанной поддержкой Осло. 30 марта передал норвежскому посланнику А. Урби ноту, в которой поставил его в известность о том, что Советский Союз «предполагает в ближайшее время направить правительству Французской Республики сообщение о присоединении к договору о Шпицбергене». И дабы смысл такой, в общем, не обязательной информации стал понятнее, уточнил: «…правительство Союза будет рассматривать свое присоединение к вышеуказанному договору окончательно оформленным со дня подтверждения правительством Французской Республики получения упомянутого сообщения»79. А 18 апреля полпред Л.Б. Красин вручил министру иностранных дел Франции А. Бриану официальное уведомление о признании Москвой полного суверенитета Норвегии над архипелагом Шпицберген, включая остров Медвежий80.

Однако ожидаемого, предельно простого подтверждения получения ноты не последовало. Ответ Бриана от 30 апреля Красину содержал нечто не только неожиданное, но и маловразумительное. Мол, «сообщение вашего правительства не может являться тем актом присоединения, которое имели в виду державы, подписавшие договор». Пояснил, что он сам намеревается определить процедуру, при которой все заинтересованные страны получат удовлетворение»81.

Чичерину вновь ничего не оставалось иного, как обратиться 9 мая к МИДу Норвегии. Еще раз напомнить ему, что полпред СССР не так уж давно «просил королевское правительство предпринять необходимые шаги перед державами, подписавшими договор, с целью присоединения России к Парижскому договору». А заодно и с горечью поведать, что «формальности, связанные с этим присоединением, оказались более сложными, чем это предполагало правительство Союза»82.

Осло же, добившись от Москвы главного — признания своего полного суверенитета над полярным архипелагом, перестало интересоваться трудностями, возникшими перед Наркоминделом. Не спешило, как ожидали Чичерин, Литвинов, Сабанин, влиять на Францию. Страну, весьма далекую от проблем Арктики, но желавшую играть и пока еще игравшую первую роль во всех европейских делах. Норвегия не отреагировала на просьбу, скорее похожую на призыв о помощи. Более того, как бы ничего не ведая о происходящем, А. Урби передал 17 августа в НКИД ноту, извещавшую, что его страна с 14 августа установила полный контроль над Шпицбергеном и Медвежьим. И что работа датского комиссара по оформлению заявок на участки на Шпицбергене начинается с того же числа, а потому завершится, как предусматривалось ранее, через три месяца, то есть 14 ноября83.