Дуэлянты - Ольга Крючкова

– Именно, дорогая моя! Надобно возобновить наши встречи. Ведь в детстве Анатоль и Полина были так дружны! – воскликнул господин Матвеев.

– Но пойми… Они выросли и стали стесняться друг друга, это естественно…

– Ты так считаешь? Но все же – что по поводу нашего совместного ужина, или обеда с Рогозиными?

– Нужно все обдумать наилучшим образом, – подытожила Антонина Петровна.

– Так вот, дорогая моя, и займись этим…

Станислав Александрович развернул газету и углубился в чтение.

Наконец Полина уединилась и попыталась собраться с мыслями: «Как это странно… Но я чувствую меланхолию… Я растеряна, но отчего же? Неужели оттого, что красавец Вельяминов, наконец, решился подойти ко мне? Или я предпочитала знакомству его взгляды? – это так романтично… Но он приятен… А матушка? Если она узнает, то будет крайне недовольна, что я вожу знакомство с молодым человеком не нашего круга… Но я не собираюсь ей ничего говорить… Матушка слишком проницательна и умна…»

Таки мысли проносились одна за другой в прелестной голове юной барышни. Она пребывала в растерянности, не в силах разобраться: рада ли она знакомству с Григорием Вельяминовым? Или лучше бы все оставалось, как раньше?

Вечером по прибытии домой из университета, Григорий отужинал в обществе маменьки.

– Как прошли лекции? – поинтересовалась она.

– Как обычно…

– А в газете я прочитала ужасную новость, – продолжила госпожа Вельяминова, – некая курсистка стреляла в полицмейстера! Ты можешь себе это представить!

– Нет…

– Ох, уж эти современные нравы. Молодые барышни в дни моей молодости и пистолета-то в руках не держали. И откуда такая дерзость? – взять и убить человека, да еще и в чинах!

Григорий поддакивал матушке, сам же предвкушая, более приятные вещи, например, как он напишет письмо Полине, или проведет ночь с Анфисой…

– Что ты молчишь?! – возмутилась госпожа Вельяминова. – Неужели тебе безразлична судьба государства?!

– Но что вы, матушка, отнюдь. Но император слишком слаб духом, чтобы вводить жесткие меры. А чем полиция и жандармы становятся более жесткими, тем чаще появляются разного рода террористы, ратующие за светлое будущее. Как будто при помощи взрывов это самое будущее можно приблизить! Глупцы!

– Да, да! Совершенно с тобой согласна, – поддакнула матушка, удивившись суждениям сына.

– А девушки, матушка, тоже – разные. Кому-то пострелять хочется, а кому-то и поучиться на Высших Бестужевских курсах, или уж замуж выйти, детей нарожать… все лучше, чем на каторге пребывать остаток жизни. И что девицу эту, террористку, задержали?

– Да! Она и бежать не пыталась! Вот, что удивительно!

– Да, если уж барышни начинают стрелять, то в нашем «датском королевстве» явно что-то не впорядке… – Решил Григорий.

Отправившись в свою комнату, Григорий тотчас переключился на более приятный образ Полины Матвеевой. Он решил написать ей письмо, дабы признаться в своих чувствах. Проведя за письменным столом остаток вечера, покуда совсем не стемнело, он так и добился желаемого результата: вокруг него валялись скомканные листки бумаги с разными вариантами письма, показавшимися ему неудачными.

– Никогда не думал, что написание любовного послания может занять столько времени. Вероятно, я начисто лишен литературных талантов… Да не то, что талантов, а элементарных способностей. Что же делать?..

Немного подумав, Григорий отправился в библиотеку и выбрал сборник сонетов Шекспира.

– Пожалуй, сие подойдет…

И снова занялся написанием послания. Буквально через полчаса на бумаге появились строки:

«Сравню ли я тебя с днем светлым лета?Милей его ты, кротче и нежнее.Холодный ветер – злобный враг расцвета,дни летние могли бы быть длиннее.Порою око неба слишком знойно,Иль золото его закрыто тучей,И красота боится беспокойноПрироды иль случайности летучей.Твое лишь лето вечное не минет,И красота не будет скоротечность.Смерть с похвальбой тень на тебя не кинет,Когда в стихе изведаешь ты вечность.Пока есть люди и пока есть зренье,Жив будет стих и ты, его творенье.[11]

Простите меня великодушно, Полина, что свои слова я подменяю словами Шекспира. Увы, но я лишен литературных талантов, а сей английский поэт очень точно передает мои чувства…

Григорий Вельяминов»

В течение нескольких дней Полина не посещала университет, та как не было лекций на интересующую ее тему. Все эти дни она проводила дома за чтением конспектов и книг. В один из таких дней в комнату Полину вошла матушка и начала совершенно неожиданный разговор:

– Мы решили пригласить на обед семейство Рогозиных. Как ты к этому отнесешься?

– Маменька, вы как я понимаю, все обсудили без меня. И наверняка будет Анатолий? – поинтересовалась Полина.

– Безусловно!

– Насколько я помню, вот уже несколько лет он избегал наносить нам визиты. Не понимаю, право, почему? – посетовала девушка.

– Все очень просто, дитя мое. Он – взрослый мужчина, недавно ему минуло двадцать лет, а ты – очаровательная барышня. Да и потом он жил в Германии…

Полина передернула плечиками.

– Вот если бы я была бабой-ягой, он вероятно, тогда бы приезжал к нам…

Антонина Петровна рассмеялась.

– При всем своем желании ты за бабу-ягу не сойдешь. А теперь давай поговорим серьезно. Семейство Рогозиных – наши давние друзья. Их торговое дело процветает и приносит отличные доходы…

Полина перебила матушку:

– Все ясно! Вы меня хотите сосватать за Анатоля!

– Да. – Призналась Антонина Петровна. – А что в этом плохого? Анатолий окончил Берлинские финансовые курсы и вполне взрослый, самостоятельный и образованный человек. А, если ко всему этому добавить его ум, привлекательность и богатство, то вполне получиться достойная рекомендация для жениха.

Полина насупилась.

– Маменька! Ну почему я должна делать так, как решили вы?! Я уже взрослая.

Антонина Петровна, понимая, куда клонит дочь, напряглась:

– Признайся, ты влюблена.

Матушка попала в цель и оттого Полина покраснела.

– Не то что бы влюблена…

– Но некий молодой человек тебе нравится. Не так ли?

– Да…

– И он – студент…

– Да…

Антонина Петровна едва сдерживалась: прав был супруг, вот они – плоды свободы.

– И что же ты намерена делать дальше? – наседала матушка.

– Ничего. Мы просто встречаемся в университете ничего более. Он – будущий филолог.