Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

– Почитай, тут написано, – коротко прогудел казак.

Беспалов захлопотал.

– Тотчас, тотчас прочитаю, а только ты – не знаю, как по имени и по изотчеству? – он приостановился, но казак молчал. Беспалов боязливо посматривал на него. – Приустал с дороги, напоить, накормить тебя… поспать, может, с дороги? Баньку?.. Аким Федорыч, вели-ка ты… да нет, сам я.

Он подбежал к поставцу, вынул большую чарку и бутылку водки, налил и подал казаку.

– С устатку-то.

Казак выпил, крякнул и ладонью обтер усы. Он все время поглядывал сверху вниз на Беспалова, и левый ус его чуть подрагивал.

– Я пойду лошадь догляжу, а ты читай покудова, – прогудел он, наконец, более милостиво.

Когда казак вышел, Беспалов развернул дрожащими руками лист, потом поднял на Акима глаз и спросил:

– Много их там, Аким Федорыч?

– Вперед один приехал, – ответил Аким, – а там не знаю.

Беспалов вздохнул.

Он поглядел на лист, но лист дрожал у него в руках, и буквы незнакомого почерка прыгали.

– Ты, может, Аким Федорыч, прочитаешь, что государь-батюшка изволит приказать.

Аким взял у Беспалова лист, подошел к окну и стал читать:

– «Дан мой имянной указ в Воскресенской старой завод бывшему приказчику Петру Беспалову: Исправить бы тебе великому государю 5 голубиц и тридцать бонбов, и которая из дела выдит голубица, и представить бы тебе в скором поспешении к великому государю и не жалеть бы тебе коний государевых…»

Пока Аким читал, лицо Беспалова точно полнело, наливалось кровью, здоровая щека становилась румяной, а левая – сизой, с багровым рубцом. Он кивал головой, видимо успокаивался.

– «И казны сколько потребно давай…»

Беспалов поморщился.

– «…А и я тебя за это, великий государь, буду жаловать. И как можно исправляй, маево государева ни жалея. И никто же бы Беспалова с командою не обидил ни встрешнай, ни папирешнай. А ежели кто онаго обидит, тот примет великого государя гнев. Великий государь Петр третий всероссийского».

Когда Аким сложил лист и посмотрел на Беспалова, тот разглаживал бороду и глядел на Акима ясным, радостным глазом.

– Вот как великий государь своего верного слугу жалует, – сказал он ласковым голосом и глубоко перевел дух.

– Государь голубиц требует в скором поспешении, – сказал Аким, – а мы и не начинали лить.

– А мы тотчас и начнем, Аким. Как государев приказ не сполнить?

– Меди, я глядел, чистой нет вовсе, – сказал Аким, – а руду плавить угля не хватает.

– Как меди не быть! Да ты где смотрел?

– В подвале, под домом.

– Недолго ты в приказчиках ходишь, Аким. Не знаешь еще, где что хранится. Медь Семен Ананьич в особом амбаре держал, где олово, чтоб не разворовали… Выдам медь, выдам, не сомневайся… Вели штыковой горн почистить, хорошенько за ним гляди – один он у нас справный. Да опоки приготовь. А ко мне вели шихтмейстера послать. Накажу ему, чтоб хорошенько за отливкой глядел. Казака еще покормить надо посытей. Завтра и начнем отливать.

На заводе уже все знали про царский указ. Мальчишки облепили забор управительской усадьбы и глядели, как казак чистит забрызганную грязью гнедую лошадь и задает ей корму. Тут же во дворе около казака крутился бродяга.

«И тут ему надо», – подумал Аким, но не сказал ничего.

Он торопился приготовить все для отливки пушек. Аким велел работнику послать к Беспалову немца-шихтмейстера, зашел в свой штыковой сарай, забрал Федьку и пошел с ним в амбар, где хранились опоки, выбрать три формы получше для гаубиц. Велел Федьке поставить их в чаны перед горном на место узких опок для дворцовых шандалов, которые оставались там бог знает с какого времени, и хорошенько обложить землей.

На мостике он встретил Захара. Тот только что отвел в конюшню лошадь.

– Захарка! – крикнул Аким. – Ну как башкирцы? Придут кучи ломать?

– Не, не придут, – сказал Захар. – Время им нету. В Берду к Петру Федоровичу сбираются.

Аким не очень огорчился. Ему казалось, что теперь всё само устроится. А сейчас понужней дело было.

– Ладно, – сказал он. – Бери-ка тачку, иди в сушильню да навози ко мне в штыковой сарай сухих дров тачек десять. Живо!

Захар почесал B затылке. Сколько времени он гулял, – с самого приезда Хлопуши. Приниматься за работу ему вовсе не хотелось. Но Аким такой вдруг крутой стал, что с ним не поспоришь.

Аким зашел в сверлильню спросить Цыгана, в порядке ли у него сверлильный станок. Скоро пушки сверлить придется. Зашел в точильню и во все мастерские, где работают над пушкой.

Потом Аким заглянул в свой сарай, поглядел, как Федька зарывает в землю перед жерлом горна опоки, и наказал ему кликнуть его, Акима, чуть медь или олово привезут. Заглянул он также и в плавильную мастерскую и наказал сейчас же затоплять. Угля не жалеть. Надо руду плавить, медь очищать. Меди надо много.

Рабочие сидели в холодном сарае и разговаривали про казака. Но с Акимом, как и Захар, спорить не стали. Совсем иначе он заговорил. Сразу видно, что дело понимает и от своих слов не отступится.

* * *

Аким шел к себе, когда навстречу ему попался бродяга. Веселый. Поглядел на Акима и усмехнулся, точно поджидал его.

– Ну, Аким-простота, не поминай лихом, – сказал он, подмигнув Акиму.

– Что, или уходишь? – спросил Аким, сразу повеселев.

– Ишь, я тебе, ровно чирей на губе. А ещё приятели.

Аким только головой мотнул.

– Вон казачок в компанию берет. Едем с нами, поделюсь пирогами.

– Язык у тебя, Иван, что балалайка бесструнная. У нас теперь самая работа, а ты…

– Работа не волк, в лес не убежит, а с леса другой раз волк набежит.

– Болтаешь, сам не знаешь чего. Куда едешь-то? Хлопуша, чай, с Белорецкого завода давно ушел.

– Не одна во поле дороженька… Была б догадка, на Москве денег кадка, – пропел бродяга.

– Ты что ж, на Москву разве собрался?

– А что ж? Куда конь с копытом, туда и рак клешней.

– Стало быть, вновь Петра Федоровича повидаешь, – сказал Аким помолчав. – Ну, путь добрый. Спасибо на помоге. Я твое добро помню.

Бродяга посмотрел на Акима, повернулся идти, потом становился и проговорил с усмешкой:

– Эх ты, Аким-простота! Ну, чего прирос к заводу, что поп к приходу? Кабы мне да грамота… Ну, хочешь, я тебя к самому царю представлю? Айда живей!

– Да ну тебя, – отмахнулся Аким. – Мне-то? К самому царю! Вздумал тоже. Вот я пушек здесь Петру Федоровичу поболе наготовлю, чтоб ему злодеи на Москву дорогу не загородили.

– Ну, вольному воля, – сказал бродяга. – Потчуй, да не приневоливай.

Он