Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

не казалась такой страшной. Слышались шутки, смех, перебранки, и все весело расходились по домам.

– А сторож где? – спохватился Аким, останавливаясь в воротах. – Допросить надо, кто велел ворота отпереть.

– Сбежал, видно. Нету нигде, – отозвался Федька.

– Вот беда! – крикнул Аким. – А башкиренок где?

– Кызметь? Тут он толокся, бормотал мне что-то.

Все оглядывались, спрашивали друг друга, но башкиренка нигде не было.

– Куда ж девался? Допросить бы хорошенько. Чего бродяга-то говорил им? Послал его, может, кто, бродягу-то, к башкирцам. Захарка, не видал Кызметя?

– Да он с нами выскочил из ворот, как мы стрелять кинулись! – крикнул Захар.

– Убили, может, – сказал кто-то.

– Со своими, видно, убег, – подхватил другой – Той же масти щенок.

– Упредил же он нас! – перебил Захар.

– Верно. Зря ты, Ермил, – поддержал Аким – Кабы не он, так бы и не слыхали мы, как эти черти ворвались. Наделали б беды, Федька, покарауль-ка ты тут до свету в башне, а у наших ворот, у передних, хоть ты, Захар.

Захар охотно побежал и другим воротам, все не выпуская из рук ружья. Он теперь тоже в сражении был. Жалко только, что скоро кончилось.

Федька нашел в сторожке замок от ворот. Аким навесил его и взял ключ себе. Он торопился, ему непременно хотелось послушать, как Беспалов будет допрашивать раненого.

Башкирца уже внесли в сени к Беспалову и положили на лавку, когда Аким прибежал.

Беспалов с фонарем в руке смотрел, как один из рабочих вспорол ножом пропитанный кровью рукав башкирца. Из руки его выше локтя ключом била кровь.

– Затянуть потуже – отдышится, – сказал Цыган.

Беспалов, передав Акиму фонарь, ушел к себе и через минуту вернулся с длинным полотенцем.

– Завяжи-ка, Ферапонт. Гляди, глаз не открывает, спит. Не поймет ничего. Отоспится, а поутру и допросим. Пускай тут и спит, – небось, не убежит. Запрусь наглухо. Вы, как рассветет, приходите, послушаете, как я его спрашивать стану.

Цыган и остальные рабочие вышли. Аким топтался на месте, поглядывая то на башкирца, то на Беспалова.

– Ты чего, Наборщиков? – спросил Беспалов, покосившись на Акима. – Сказать чего хочешь?

– Так я, – пробормотал Аким… Остаться, может? Помочь тебе?

– Не надо, Аким. Спасибо тебе. Чего ж помогать? Спит он. И я посплю. А коли позовет – у меня сон легкий, – тотчас приду. А двери закрою, как ты выйдешь. Не убежит. Аким ушел. Беспалов сейчас же запер за ним дверь.

До рассвета было еще далеко.

Тучи уходили. Полный месяц стоял на небе. Стало очень холодно. Босые ноги Акима совсем замерзли, когда он дошел до дому. Он был рад, что удалось отстоять завод, но тревога не унималась. С чего вдруг вздумал бродяга натравлять башкир? Какая ему корысть? И чего Беспалов одетый был, когда они прибежали? Нет, не верил ему Аким. «Надо будет завтра хорошенько допросить башкирца, – решил он. – Что-то тут затеяно недоброе».

Глава девятая

Под утро ударил хороший мороз. Когда Аким на рассвете торопливо выскочил из избы, вся трава во дворе была сплошь покрыта инеем, а лужи крепко затянуло льдом.

«Зима подходит», – подумал он. Он быстро пошел к Цыгану и наткнулся на Захара, который бежал босиком, подпрыгивая на замерзших лужах. В руках у него все еще было ружье.

– Тихо все! – крикнул он Акиму. – Промерз я.

Аким усмехнулся, поглядев на ружье.

– Ну, поди, сосни часок до колокола, – сказал он.

Аким с Цыганом подоспели к дому управителя, когда солнце еще не вставало. Уставшие за ночь рабочие и не начинали шевелиться.

Дверь Беспалова была заперта, и они долго стучали.

– Спит, – тоже ночь не спал, – прогудел Цыган.

В эту минуту дверь неслышно приоткрылась и показалась голова Беспалова. Здоровый глаз его был почти закрыт. Он посмотрел на них, качая головой.

– Ведь вот беда-то какая, – заговорил он, впуская Акима с Цыганом, – помер башкирец-то.

– Помер? – переспросил Аким. – Да ведь в руку его лишь ранило.

– То-то и я так думал. Больно сильно кровь из руки била. А под утро подошел, гляжу – что за притча – не дышит будто. Я его скорей раздевать. Гляжу, а на груди-то еще рана. Не поглядели мы с вечера, не раздели. Рана-то маленькая, и крови почти что нет. Ведь вот грех. Побудить бы, как принесли вы. Может, и сказал бы еще что. А мне и невдомек.

Аким нахмурился.

– И как это не поглядели мы, – пробормотал он. – Да и он-то как жил, коли в грудь его ранило?

– Отходил, надо быть, – подхватил Беспалов, – А мы гадали – спит. Ну что теперь делать станешь? Помер не оживишь. У нас иная забота, Аким. Пушки надо государю лить со всем поспешением. Эти-то, – кивнул он на башкирца, – в другой раз не сунутся. Вы их верно, хорошо огрели, – ласково усмехнулся он Цыгану. – А нам время терять никак невозможно. Тотчас колокол ударит. За работу надо. У тебя все готово, Аким?

Аким кивнул.

– Ну, гляди, чтоб все исправно было. Тотчас немец-шихтмейстер придет, без него не клади медь. Уж я ему наказывал, чтоб смотрел в оба. Для государя голубицы. Сам-то ты, Аким, не отлучайся. На тебя только и полагаюсь, – сколько лет мастером при штыковом горне был. Ну, а за другими работниками сам я присмотрю. У тебя, Ферапонт, сверлильный станок в порядке? – обернулся Беспалов к Цыгану, – Ну, да про тебя что говорить, – ведомо, первый мастер. С того месяца тебе рубль прибавки будет.

Цыган крякнул, усмехнулся и сверху вниз посмотрел на Акима.

Ударил колокол, и все трое вышли из дома управителя.

Аким торопился в свой сарай посмотреть, все ли готово и на месте ли Федька.

Федька встретил его у порога. Лицо его расплылось в радостную улыбку.

– Ловко ты вчерась, Аким Федорыч, – сказал он. – Ребята говорят, – вот это приказчик. Кабы не ты, всех бы нас черти косоглазые прирезали, как баранов. А чего тот сказал, у Беспалова-то?

– Помер он, – пробормотал Аким и тут только вспомнил, что даже не посмотрел, что у него за рана на груди. Заговорил его разноглазый, как малого ребенка. Стыдно даже. Но Федька равнодушно заметил:

– Туда ему и дорога, псу.

В это время подошли двое немцев – шихтмейстер с помощником. Уже два года, как хозяин их на завод прислал, а держались они всегда особняком. С рабочими, даже с мастерами, знакомства не вели, – будто не понимают по-русски. Но Аким не верил. Так это они, важность напускают. Старший-то, усатый краснорожий Мюллер, тот уж наверно, не то что понимает, а и говорить по-русски может,