Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

Шёл Ермак, неся не только меч, но и крест. Автор Кунгурской летописи подробно зафиксировал состав войска, отправлявшегося за Камень. Были там, кроме прочих чинов, вроде десятников и пятидесятников, литаврщики, барабанщики, знамёнщики, трубачи и сурначи (дудари), «да три попа, да старец бродяга, ходил без чёрных риз, а правило правил и каши варил, и припасы знал, и круг церковный справно знал». Так что было кому и нехристей окрестить, коих принимали в православную казачью семью, и на бой благословить праведными молитвенными словами, и убитых отпеть. «Чёрные ризы» попам и старцу бродяге, приставшему к Ермаковой дружине, как видно, были ни к чему, их вполне заменяли кольчуги, тегиляи да колонтари[27].

Кунгурская летопись вообще удивительно богата подробностями и деталями, что ещё раз убеждает в том, что её автор либо сам был казаком, возможно даже из дружины Ермака, либо был потомком одного из них, либо беседовал с ветеранами Ермакова похода 1582 года. К примеру, вот в каких подробностях он рассказывает о наказаниях отступников, блудников и прочих, преступивших казачий устав: «И указ на преступление чинили жгутами, а хто подумает ототти от них и изменити, не хотя быти, и тому по-донски указ: насыпав песку в пазуху и посадя в мешок – в воду. И тем у Ермака вси укрепилися, а болши 20 человек с песком и камением в Сылве угружены. Блуд же и нечистота в них в великом запрещении и мерска, а согрешившаго обмывши 3 дня держать на чепи».

Как видим, за блуд наказывали мягче. Отмывали и три дня, как собаку, держали на цепи. Можно себе представить, каково было отважному и бывалому воину, покрытому шрамами многих войн и битв, сидеть на цепи возле позорного столба и сносить насмешки товарищей. Что ж, попавшие на цепь в другой раз такой участи себе вряд ли пожелают даже перед великим соблазном.

О двадцати же казаках, «угруженных» в водах Сылвы в мешках «с песком и камением», мы, пожалуй, поговорим чуть позже.

Но и Кунгурская история не лишена обмолвок о «воровстве» ермаковцев, чем впоследствии воспользовались недоброжелатели Ермака, его яростные критики и откровенные враги и самого атамана, и его дела. Это мы наблюдаем и доныне. Среди татарского населения Сибири и даже в Казани некие «историки» и «интеллектуалы» крайне националистического толка проводят мысль о том, что Ермак вторгся в пределы Сибири, проложил путь Москве огнём и мечом, что от его жестокой руки страдали сибирские люди, не желавшие этого вторжения и войной вставшие против него, что в подданство «белому царю» местных остяков, вогулов, сибирских татар, хантов, манси и других казаки приводили насильно, под дулом самопала с поднесённым фитилём. Что ж, век был суровым, и в нём многое решалось не «за любовь», а по жестокой необходимости. Головы летели и в самой Москве.

Однако ради правды истории необходимо сказать, что Сибирь отдалась в подданство Московскому царству ещё задолго до похода Ермака.

Сибирь для русских людей не была «землёй незнаемой». Предприимчивые новгородцы проникли на Урал и за Камень ещё в XI веке. Торговали с местными, обменивались, возили с сибирских рек пушнину, мороженую рыбу, птицу, туши оленей и крупного таёжного зверя. К XIII веку новгородцами был хорошо освоен так называемый «печорский путь». «Волость Югра» с её населением и природными богатствами стала новгородскими владениями, своего рода колонией Новгорода. Но именно XIII век всё изменил в судьбах и югорских племён, и русских городов и княжеств. Нашествие монгольских племён. Народы Югры были включены в состав Золотой Орды. Некоторые племена ушли на север, к Студёному морю. Но с уходом из жизни правителей Золотой Орды слабела, деградировала и военная организация, и само это средневековое полиэтническое государство, возникшее на землях центральной Евразии. В Сарае, столице Золотой Орды, между наследниками великих ханов начались распри, переросшие в настоящую войну за трон Чингисхана. Некогда великая империя с централизованной властью, хорошо отлаженной системой ясачного сбора, контролировавшая обширные пространства обжитых земель, стала распадаться. Каждый хан строил свою империю, затворялся в своём городке со своею роднёй, жёнами и детьми, вёл войны, выдавал замуж дочерей и женил сыновей, посредством этих браков придавливал слабеющих соседей и в конце концов умирал преждевременной смертью то ли от яда, подсыпанного лукавыми слугами во время очередного посольства по наущению завистливых родственников, то ли задушенный сыновьями, почувствовавшими свою силу. Тем не менее иерархия в распадающейся золотоордынской империи существовала, и тень её, великая иллюзия, ещё долго стояла над слабеющими наследниками в виде старых законов и преданий. Но ослабевала сила и законов, которые когда-то соблюдались свято и на которых строилась жизнь родов и целых племён, утрачивалось значение преданий в повседневной жизни, и они переходили в разряд сказок, которыми старики развлекали детей. И всё же то в Степи, в Сарайчике (Ногайчике), то в Крыму, то в Астрахани, Казани или за Камнем в Тюмени на великих сибирских реках появлялся человек, воин, в котором текла кровь Чингисхана, и, ощущая эту кровь как высокий долг, возложенный на плечи свыше, брал он в руки копьё и делал то, что должно делать носителю высокой крови. Такими были крымские Гиреи, ногайские мурзы, таким был и Кучум.

Кто же встал на его пути? Неужто и вправду простой «заворуй волской», которому просто везло и который смог сколотить надёжную ватагу, пронизать её, как арматурой, железной дисциплиной и хорошо экипировать?

Как бездумно и небрежно порой мы роняем неподходящие слова, иногда и не предполагая, что они, те слова, падают в историю. Потом спохватываемся, видя, что с течением времени и изменением настроений в обществе смещаются акценты, деформируется до неузнаваемости то, что казалось незыблемым, и наши слова, некогда оброненные в угоду конъюнктуре того или иного момента, – те случайные слова окрашиваются злым цветом и становятся главными, основополагающими. Вот сдвинул суровые брови Филарет Московский, читая привезённый из Тобольска список Сибирской летописи, и ничтоже сумняшеся вывел Семён Ульянович Ремезов в своей «Сибирской истории» такое: «Великий Господь Бог наш християнский, еже подаёт рабом своим от рождения, яко ж Самсону, исполинство, тако Ерману Тимофееву сыну Поволскому даже силу, спех и храбрость смлада во единство сердца и вседушно храбрствовати.

И в таковой храбрости Герман, в дружине своей Ермаком прослыв и атаманом наречен, яко зрачен[28], воюя бусы[29] по Хвалынскому морю и по Волге со многими своевольными вои, яко и царскую казну шарпал[30]».

Что делать потомкам с этими злыми, несправедливыми и нарочитыми словами и характеристиками? А что делать, раз летописец так начертал – значит, так оно всё и было. И остаётся