Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

Непростая история произошла вокруг Поклонного креста в Тюмени. В декабре 1992 года к 410-й годовщине Сибирского казачьего войска казаки общественной организации «Тюменский союз казаков» изготовили и установили в историческом сквере на месте предполагаемой стоянки и первого Тюменского острога Поклонный крест. У его подножия положили плиту с надписью: «Ермаку с товарищами. Потомки-казаки. 06.12.1992 года». Памятник освятил архиепископ Тобольский и Тюменский Димитрий. Через два года Патриарх Московский и всея Руси Алексий II при посещении Тюмени прочитал молитву «Атаману Ермаку со товарищами». Союз казаков России заложил традицию посвящения «в казаки» у этого креста. А потом начались нападения на святыню. Разбивали плиту с надписью. Пытались сломать Крест. Крест несколько раз пытались убрать из сквера имени Ермака под предлогом реконструкции исторического места. Переименовали даже сквер, чтобы легче было расправиться и с Крестом. Одним словом, подкапывались как только могли, используя в том числе и бюрократические средства. Сотрясали чиновничьи кабинеты письмами «от общественности», рассчитывая на трусость хозяев этих кабинетов: «В памяти сибирских татар Ермак – это просто пришлый разбойник и головорез». Но здравый смысл взял верх, благодаря жителям города Крест и восстановленный памятный камень стоят нерушимо. При опросе жителей выяснилось, что и сибирские татары высказались за то, чтобы Поклонный крест, установленный потомками ермаковцев, отныне оставался частью городской среды, напоминая нынешним гражданам о важном событии их глубокой истории.

Время умеет расставить всё на свои места. Но иногда для этого необходимо несколько веков.

Завершая тему несправедливых и антиисторических наветов на Ермака, стоит упомянуть, что сибирские татары, воевавшие с ним, чтили память о нём, и до сих пор их потомки свято берегут и сохраняют в тайне место его захоронения. Но это уже другая тема, довольно сложная и обширная, и пока мы её оставим.

Глава седьмая

Снова Волга

Но вот и Волга. Казацкий глаз невольно сравнивал её простор с тем, что доводилось видеть – с Доном, с Окой, с Днепром, с литовскими и псковскими реками, – и лучилась по лицам станичников улыбка то ли растерянности, то ли изумления: то ж не река, браты казаки, то ж море, за далью которого и леса не видать, а только небо и облака, плывущие по нему наподобие несметного числа чаек, сбившихся в станицы. Особенно ликовали сердца молодых ермаковцев и тех, кто попал на Волгу впервые. А такие были. Вот осветил широкой улыбкой своё загорелое лицо Данила Зубец, поглаживая натруженными ладонями рукоять своего богатырского оскорда. Как пристал он к дружине Ермака на Оке, так и остался в ней. А с ним несколько человек из Тарусы, Серпухова, городка Лобыньска и других мест. Это те, кто бился в полку Правой руки на Ржавце у Молодей и кто пошёл потом с ним к Могилёву и в литовские места. Как вздохнули вольного духа под Ермаковым стягом с ликом Христа, так и не пожелали никакой другой участи, суть которой народ выразит в поговорке несколько веков спустя: либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

На Волгу ермаковцы, судя по тому, что на переход им понадобилось не так уже много времени, попали речным ходом – по Днепру, Десне и Оке. И если это так, то станица – где на вёслах, где под парусом, где переволоками – шла по тем местам, где когда-то дралась под государевыми стягами за дело Москвы. Алексин, Любутск, Таруса, Серпухов, Коломна, Касимов, дальше пошли рязанские земли, муромские. Как велика Россия! Как много простора для вольного ветра, туго надувающего паруса! Птица устанет лететь, проголодается и сядет где-нибудь на пашне, чтобы подкормиться и отдохнуть для нового перелёта. А казаки всё плывут и плывут на своих боевых стругах. Но и они тоже изредка останавливаются, чтобы развести огонь, сварить кулеш или другую походную еду, размять ноги себе и коням, которых везли на плотах и которые помогали им на переволоках.

Тут, дорогой читатель, самое время рассказать о походном столе казаков. Что пили-ели, чтобы утолить голод и жажду, чем, случалось, лакомились. Есть у казаков такая поговорка: «Из пригоршни напьёмся, из ладони пообедаем». Эта поговорка отражает главный принцип походного стола вольных людей: легко приготовить, быстро съесть, максимально насытиться. Даже если казаки поступали на полный государев кошт, без собственного запаса в поход они не выступали. Брали с собой то, что долгое время могло храниться в надёжно укупоренных бочках при любой температуре: сухари, крупы, сушёную рыбу и вяленое мясо, сало; иногда гнали за собой в коше стадо живого скота – овец, быков, свиней. Война съедала всё.

Основу казацкой кухни составляли кулеш, саламаха, тетеря, щерба.

Разберём по порядку. Кулеш перед дорогой готовили в виде полуфабриката: обжаривали на масле муку или зерно, чаще всего требовалось пшено, и в нужной пропорции смешивали с солью. Оставалось только вскипятить в котле воду и засыпать в него эту смесь. Добавляли лук, чеснок, резали мелкими кусочками – чтобы всем досталось – сало. Вскоре пшено разбухало, котёл сказочно наполнялся. Полуторакилограммовой закладкой пшена можно было вполне накормить полусотню личного состава.

Саламаха, или саламата, – тоже полуфабрикат. О, это был деликатес! Особым способом приготовленное тесто обычно закладывалось в глиняный горшок. Там оно лучше и дольше хранилось. Из этого теста можно было быстро приготовить и пищу, и питьё. Если распустить водой и смешать с варёным просом – получится похлёбка. Хочешь, сделай погуще, хочешь – пожиже, чтобы похлебать. Разведённая водой саламаха употреблялась как питьё, сытное и приятное, не хуже кваса. Просяную саламаху можно было запечь – вот тебе, казак, и хлеб!

Тетеря – блюдо рыбное. Казаки, как известно, всегда селились на реках. Зимовья их редко строились на пашнях. Пахать землю – дело не казацкое. Хотя со временем и эту крестьянскую заботу приняли почти безропотно и драли дикую степь не хуже рязанских и тверских мужиков, и хлеба собирали премного. Но что касается рыбы, то на ней они вырастали, её, вяленую и сушёную, брали в походы. Хранили в бочонках, чтобы уберечь от дождей и мышей. Всегда, отправляясь в дорогу или на войну, вместе с оружием и необходимым походным снаряжением брали с собой сети и бредни. Всевозможной рыбой и раками реки тогда были полны. Наловить ельцов, щук, окуней и плотвы можно было не только в больших реках, таких как Ока, Десна, Днепр в верхнем его течении, но и в небольших, которые легко перекрывались одной сетью. На больших реках попадались сомы и осетры. Жирная рыба ценилась особо и шла на балык. Её нарезали кусками, солили, коптили и вялили. Рыбу мыли, потрошили, иногда чистили от чешуи, иногда