Повесть о Роскошной и Манящей Равнине - Уильям Моррис

Ответил Ходблит:

– Либо радость сердца, либо смерть.

На этом слове все они дружно вскочили и замерли, сбившись как овцы, которых только что гнали к загону, но отлучившийся вдруг пастух оставил их в недоумении. Понемногу пододвигались они к повозке, впрягли в нее животных и безмолвно отправились туда, откуда пришли. Впрочем, уже через малое время до Холблита донеслись их веселые голоса и смех с другой стороны цветущего луга. Уход соседей не обеспокоил его, и Холблит не оставлял дела и трудился, пока не село солнце, пока на небе не заиграли звезды. Тогда он возвратился в свой домик посреди леса и уснул, и не видел снов, а утром вновь с радостью приступил к делу.

Коротко говоря, не было теперь дня, который он полностью не отдал бы своей работе; дни проходили и приносили плод корабельного дела. Часто обитатели соседнего дома – да и прочих, находившихся неподалеку, – выходили на берег, чтобы посмотреть на его усердие. Никто не пытался помешать ему, но временами, не добиваясь ответа, они начинали переговариваться между собою, гадая, зачем ему так стараться на берегу моря, ибо хотя и любили они морские волны, но не слишком, и скоро поняли, что, кроме как на воду, он никуда и не смотрит… Впрочем, нельзя и сказать и того, что они ожидали близкой и вечной разлуки с ним. С другой стороны, не мешая, они и не помогали ему, если только Холблит не просил у них чего-то нужного; подобные просьбы они всегда исполняли с блаженной радостью.

Морского Орла и подругу его Холблит не видел и был этим доволен, полагая, что второе прощание им ни к чему.

Так он работал, ободрившись сердцем, и наконец все было готово: он поставил и мачту, и парус, прикрепил весла и все прочее, что нужно мореходу. А потом вечером спустил на воду свой ял, когда рядом было только два кметя, хотя нередко возле него собиралось одна или две двадцатерицы народа. Оба они улыбались и обращались с ласковой речью к Холблиту; однако ж не стали ему помогать, когда попросил он их упереться плечами в корму и подтолкнуть лодку. Впрочем, он спустил на воду свой ял без особых усилий и забрался в него и увел туда, где вытекавший из леса ручей образовывал крохотную гавань, укрывшую суденышко от моря. Там он привязал лодку к стволу дерева и в тот вечер занялся погрузкой: носил в ял припасы и воду – столько, сколько на его взгляд было необходимо; потом, устав, отправился спать к себе в дом, мечтая о том, как проснется на серой заре и направит свое судно в открытое море. И он вполне был готов ждать до утра, ибо тем вечером, как часто бывало, с моря на сушу задул ветерок; по утрам же чаще всего ветер веял с земли на море. Во всяком случае, Холблит намеревался подняться пораньше, чтобы в одиночестве ступить через борт и отплыть без всяких прощаний. Но случилось так, что он проспал, и когда вышел в лес – в кольчуге, с мечом у бедра и копьем на плече, – там уже звучали голоса. Народу собралось столько, что Холблит едва сумел протолкаться к своему ялу.

Люди принесли ему много подарков, которые, по их мнению, могли понадобиться ему в недолгом походе: фрукты, вино и шерстяные одеяла, чтобы укрыться от холода ночью; любезно всех поблагодарив, он перебрался через борт, и некоторые женщины принялись целовать его; одна – та самая, что приветствовала его у дома в то утро, когда Холблит пришел попросить древесины, – сказала:

– Ты ведь вернешься сегодня вечером, правда, братец? Пока еще рано и ты сумеешь вдоволь порадоваться морю и вернуться в наш дом, чтобы насытиться мясом.

Она говорила, хмуря чело и надеясь на его возвращение; и знал он, что все остальные также считают, что он скоро вернется. Иначе решили бы они, что он затеял мятеж против Короля и остановили бы его. Посему, нисколько не переменившись лицом, Холблит ответил:

– Прощайте же до окончания дня, и ты, сестрица, и все остальные.

Тут он отвязал свою лодку, сел и взял в руки весла; а после выгреб, оставив малую гавань, на просторы зеленого моря, и волны качали нос его яла. Тут поднял он мачту, поставил парус и направился к родному дому, ибо утренний ветер задувал с гор Роскошной и Манящей Равнины; парус, наполнившись, быстро повлек лодку вперед по лику холодного моря. И должно сказать, что, хотел Холблит того или нет, в этот самый день исполнилось ровно двенадцать месяцев с того дня, как вместе с Морским Орлом ступил он на здешний берег. Ну а люди стояли и смотрели как лодка, становясь все меньше и меньше, исчезала в морских просторах. Наконец, потеряв ял из вида, они отправились в лес отдыхать, ибо уже становилось жарко. Тем не менее некоторые из них – в том числе та девица – весь день время от времени выходили на берег моря; даже когда солнце уже село, они все глядели на море, освещенное лучами восходящей луны, надеясь, что ладья Холблита вот-вот мелькнет на дорожке, пролегшей от диска светила к берегам Равнины Блаженных.

Глава XX. Как плыл Холблит от Равнины Блаженных

Но вернемся к Холблиту; вскоре он потерял из вида Роскошную и Манящую Равнину и горы над нею. Вокруг него осталось одно только море. Сердце его наполнилось восторгом, когда вдыхал он ветер и запах соли, и смотрел на прозрачные холмы и долины над беспокойными глубинами. Он все твердил себе, что возвращается домой, к родичам, под кров, издревле служивший предкам.

Холблит правил прямо на север, насколько умел; но день кончался, а ветер все влек его вперед, не позволяя грести и не затягивая путешествия; крепчающий бриз гнал маленькое суденышко, резво перескакивавшее с волны на волну. Солнце закатилось, высыпали звезды, а он все плыл вперед и не спал, ну разве что как пес – вполглаза. Наконец явилась заря, день выдался ясный, солнечный и почти безветренный, но перед закатом небо затянули облака, с северо-востока потянул свежий ветер, и, хотел он того или нет, Холблиту пришлось идти под парусами всю ночь. К восходу ветер снова утих и почти не дышал целый день, так что юноша не намного продвинулся к северу на веслах; не задувал ветер и до восхода луны, когда уже село солнце.

Теперь Холблит настолько устал, что