Аргиш - Александр Олегович Гриневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот Вадим – он совсем другой. Добрый, что ли… Хороший. Только маленький ещё совсем. Ничего не видел, не знает. Он по-хорошему смотрит, словно защитить пытается. И не как на свою вещь, а как на что-то большее – может… как на явление природы? Слова не могу подобрать. Тьфу ты! Какие глупости в голове.
С ним бы я могла – ну… это… и вообще, жить вместе, наверное… Он – другой, не как наши и не как пацаны из посёлка.
И ведь нравлюсь ему – чувствую! Вон как украдкой всё время на меня посматривает. А я посмотрю – он глаза сразу отводит, смущается.
Вадим сидел на корточках в трёх шагах от Веры. Вымытые миски – на камне – одна в другую, ложки сверху поблёскивают на солнце.
Можно идти в лагерь, к костру, но уходить не хотелось. Хотелось побыть здесь ещё, рядом с ней, смотреть на неё, смотреть на воду, как катится мимо, и… снова на неё.
Вчерашнее возбуждение, желание что-то немедленно делать растаяли, растворились в белёсом утреннем свете. Нет, не до конца – что-то осталось, колыхалось воспоминанием на грани сознания.
Потом, всё потом. Сейчас – просто сидеть, подставляя лицо чуть согревающим лучам солнца, ощущать её близость рядом и ни о чём не думать. Не думать, как дальше… Всё хорошо! Всё впереди!
Её затапливала непривычная истома.
Присутствие Вадима, его быстрые взгляды порождали бессвязный поток мыслей – какие-то обрывки – словно клочья утреннего тумана неслись над рекой.
Ощущение голого тела под широким сокуем – разгорячённого, приятно обдуваемого ветерком с реки.
Закоченевшие в воде руки – грязные, все в саже.
Неясный промельк воспоминаний, как в интернате девчонки дрались из-за пацанов. Влюблялись в одного и дрались между собой. До соплей, до крови. А тот и не подозревал, что из-за него дерутся. А они отстаивали право на своё, пусть хотя бы и выдуманное.
Почему не надела трусы сегодня утром? Почему сейчас голая и коленки наружу?
Вадим смотрел на её колени – притягивали.
Боялся, что заметит.
Круглые, плотно сжаты.
Отводил взгляд, как только поднимала голову.
Оглянулась. Увидела, на что смотрит.
Не успел! Не успел отвести взгляд.
Смотрит на неё, улыбается смущённо.
И полыхнуло внутри!
Не раздумывая, не понимая, зачем это делает, медленно раздвинула колени. Широко. Бесстыже. Открыто.
Задохнулся. Перестал чувствовать себя. Исчезли: река, тундра, облака и солнце, воздух, он сам – только это тёмное межножье. Провалился в эту бесконечную сказочную пропасть.
Свела колени. Опустила голову – не смотрит, ещё ожесточённее трёт кастрюлю.
Закрыл глаза, запрокинул лицо вверх – там ещё, там! Но уже звуки появились – шум текущей по камням воды, скрежет песка по дну кастрюли.
Зачем я это сделала? Почему? Дура! Стыдно-то как… Вот и всё. Что он теперь подумает? Лицо какое у него было! Словно током ударило.
Мне? Для меня? Здорово! Она… для меня это… Как теперь? Дальше что? Подойти, обнять? Не смотрит. Словно ничего и не было…
Неслась мимо река, рябила волной вода и лениво ползли облака по небу.
На краю каменистой отмели сидели на корточках двое – не смотрели друг на друга, казалось, каждый сам по себе… но уже были вместе, связанные тонюсенькой невидимой нитью – чуть не так потянешь – оборвётся.
– Вера! Подойди, пожалуйста, – на берег вышел Андрей.
Оглянулась. Отложила кастрюлю. Сполоснула в воде руки.
Кажется, специально медлит. Не хочет…
Подошла. Встала перед ним.
Маленькая. В балахоне бесформенном.
На него не смотрит. Вниз смотрит. Руки вдоль тела опущены.
– Умер дедушка, Вера.
Стоит, словно не слышит.
– Аргиш, – прошептала.
– Что? – переспросил Андрей.
Раскинула руки, крутнулась на месте: «Аргиш!» – кричит, а глаза закрыты.
И сокуй вокруг тела – колоколом – на матрёшку стала похожа.
Приобнял Андрей за плечи:
– Тихо, Вера, тихо! Успокойся. Случилось то, что случилось… Что могли – мы с тобой сделали. Значит, время пришло…
Вывернулась. Зашагала к лагерю. Андрей с Вадимом – следом.
Колька ушёл в палатку. Разлёгся поверх спальника, только сапоги наружу торчат.
Сейчас суета начнётся, плач бабий. Во вляпались! Не хочу ни видеть, ни слышать. Как же… дёрнут сейчас. Помогать надо будет. Хоронить его? А как? Не дай Бог, с собой везти. С покойником в одной лодке плыть – бррр!
Аж передёрнуло.
Я на это не подписывался!
Прислушался.
Бубнят что-то, но плача вроде не слышно.
Курить охота. А вылезешь из палатки – сразу вляпаешься…
Перетерплю.
Вера пробыла в чуме недолго. Вадим с Андреем ждали снаружи.
Вышла. Нож в руках держит.
– Поможете? Его переложить надо. Не так лежит. Надо головой на запад. Я сейчас…
Подошла к чуму сбоку, обрезает ножом какие-то тесёмки. Поползло вниз полотнище, грубо сшитое из старых, посеревших от непогоды оленьих шкур.
– Завернуть его надо, – пояснила.
Андрей с Вадимом молча помогли ей свернуть полотнище в рулон.
В чуме – светло. Свет бьёт из большой прорехи, там, где сняли шкуры. Пылинки повисли в воздухе.
Дед – на лежанке – маленький, руки на груди сложены, глаза закрыты.
Вера показала место, расстелили шкуры.
Вадим нервничал, на деда старался не смотреть. Так близко покойников видеть не приходилось. А сейчас предстояло вместе с отцом перенести мёртвое тело, дотронуться до мертвеца.
Заполошный страх и брезгливость.
Андрей догадался – сказал, чтобы брал за ноги. Сам взял за подмышки. Вера поддерживала голову.
Положили.
– Переодевать будем? – спросил Андрей. Знал, что потом сложнее это сделать.
– Нет, – ответила Вера.
– Мы пойдём или ещё нужны? И ты тоже потом выйди… Давай обсудим, что дальше делать?
– Хорошо.
Вышли из чума и остановились.
Всё вокруг казалось неестественно ярким, живым, радостным. Задувающий лёгкий ветерок нагнал облака – повисли неряшливыми низкими комьями – поляна причудливо расцвечена теневыми пятнами. Кострище, выложенное закопчёнными камнями, накрыто горкой серого пепла. Дым белёсый – тонкой струйкой – стелется, выдувается ветром и растворяется, запутавшись в беломошнике. Два ярких пятна – палатки, стоящие на краю поляны под деревьями. Полотнища расцвечены причудливым рисунком, словно шкура леопарда, – тень от нависающих веток. Какая смерть? Нет здесь её и в помине. Она осталась там, за спиной, в чуме.
Вышла Вера.
Сели на брёвна возле потухшего костра.
Колька так и не вылез из палатки. Андрей хотел позвать, потом передумал.
– Ну что, Вера? Как дальше действовать будем?
