Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов

наши собрания-обсуждения проходили вечерами и ночами, в выходные дни, так как у всех была еще и основная работа. И потому наши дети неделями нас не видели.

Конечно, страдала от этого и моя семья. Мало того, что сыновья с отцом практически не общались (Кириллу было 9 лет, Алексею — 5), что Юле приходилось разрываться между работой (по моему настоянию она закончила бухгалтерские курсы и сменила эстетское времяпрепровождение в Московском городском Доме учителя на работу рядовым бухгалтером), так еще моя мохнатая лапа периодически забиралась в скромный семейный бюджет, выгребая оттуда деньги для выборной компании и авральных поездок. К счастью, и мои, и Юлины родители никогда не отказывали в просьбах побыть с внуками. Честно говоря, и старшее, и младшее поколения от этого были только счастливы, особенно моя мама, во внуках буквально растворявшаяся. Как потом стала растворяться во внуках Юля.

Грандиозный успех первого митинга в Лужниках показал, какую важную роль могут сыграть массовые уличные акции и как могут выйти в политические лидеры их организаторы. Поэтому на первых порах инициаторами протестных акций хотели стать Московский народный фронт, МОИ, «Щит»[51], КИАН, «Московская трибуна» и много кто еще.

После нескольких месяцев «борьбы за первородство» почти все согласились с центральной ролью Московского объединения избирателей. Эта структура возникла летом 1989 года, впитав оставшиеся без дела группы поддержки кандидатов в депутаты. В МОИ вошли представители многих организаций, для которых общими были антикоммунизм и в основном демократическая ориентация. Правда, цели и методы нашей борьбы каждый понимал по-своему, что не раз подводило наши споры к грани рукоприкладства.

Я был делегирован КИАНом в Координационный совет МОИ. Постепенно выработалась технология подготовки и проведения митингов и демонстраций. Запрос мог поступить от депутатов сформировавшейся к тому времени МДГ, мог быть чьей-то удачной инициативой или следствием громких событий. Первым делом — что включить в повестку. Тут зачастую начинались споры, а то и свары. Ор стоял невообразимый. Оппоненты обвиняли друг друга в провокациях и работе под диктовку КГБ[52]. Ведущим едва удавалось поддерживать хоть какое-то подобие порядка. Табачный дым висел густым облаком. Градус повышался при обсуждении маршрута и тем более списков выступающих, текста резолюции митинга. Идеи, аргументы, эмоции…

Обходил участников и раздавал тихие «указивки» мастер закулисного маневра Владимир Боксер. Порывался схватить оппонента за грудки Лев Шемаев. Рассудительный Дмитрий Катаев вносил мудреные формулировки, не всегда доходившие до участников. Более зрелые Александр Музыкантский и Лев Пономарев старались отсекать совсем уж радикальные предложения.

И вдруг все приходили к общей точке зрения, возникало согласие и возвращалось чувство единства.

Собрать на митинг 50–100 тысяч человек для нас тогда было несложно. На февральское шествие 1990 года по Садовому кольцу по разным оценкам вышло от 300 тысяч до миллиона человек! «Вы, нынешние, нут-ка!»

Нашими любимыми маршрутами были Садовое кольцо и Манежная площадь. Именно здесь проходили самые грандиозные в России до настоящего времени мероприятия, в которых участвовали сотни тысяч человек — 4 и 25 февраля 1990-го и 10 марта 1991 года.

Потом договаривались с ГУВД насчет милицейского сопровождения, позднее — о, роскошь! — о передвижных туалетах и радиоусилительных установках.

Сотни добровольных помощников (их координировала рано ушедшая Вера Кригер) писали, печатали и расклеивали в переходах, на остановках общественного транспорта объявления о времени, месте и теме митинга. И все — без денег, без спонсоров, без поддержки из-за рубежа. Когда 20 лет спустя, в эпоху «цветных революций», я слышал рассуждения об «иностранном влиянии», всегда вспоминал те годы и понимал: если народ спит, никакая иностранная сила его не разбудит. Так же, как не сыграет никакой роли, если народ проснулся и восстал.

Мы могли гордиться, что при всем размахе наших мероприятий ни один сотрудник правоохранительных органов не пострадал (если не считать загубленных выходных дней). Нам иногда доставалось, но не чересчур.

И никого не подавили, не потоптали. Во время шествий и митингов царил дух какой-то трогательной предупредительности и взаимопомощи. Достаточно было попросить в микрофон: «Товарищи, пожалуйста, пять шагов назад», и десятки, сотни тысяч людей спокойно выполняли просьбу. А ведь ситуация порой бывала очень напряженной. Например, когда на битком набитую Манежную площадь входила новая колонна, спускавшаяся по улице Горького (Тверской).

Это было время, когда москвичи показали себя людьми, достойными самого высокого выбора и самого прогрессивного будущего. С годами это их свойство пропало, а без москвичей и в других местах люди впали в оцепенение.

Бывали, конечно, и моменты совершенно фантасмагорические. Так, на одном из митингов на Манежной площади весной 1991 года разгорячившийся не в меру Игорь Чубайс (старший брат известного всем Анатолия Чубайса) вдруг сказанул, что здесь нас достаточно, чтобы захватить Кремль с сидящим там Горбачёвым. После на вопрос «Что это ты такое сморозил?» сконфуженный Игорь признался: «Сам не знаю, ребята. Понесло».

Этот ляп имел несоразмерно серьезные последствия. По линии КГБ Горбачёву немедленно подсунули дезинформацию, что демократы запасаются крючьями, веревочными лестницами (у Вальтера Скотта, что ли, нахватались?) и готовятся идти на штурм цитадели. На следующей демонстрации нас встретили уже и тяжелой техникой, и плотными рядами военных и милиции.

Главные темы митингов задавались ходом бурной внутриполитической жизни. Формирование Межрегиональной депутатской группы и ее переход в оппозицию «красному», в основном, съезду, силовые акции против антикоммунистических сил в Грузии и Литве, проект сахаровской конституции, выборы народных депутатов РСФСР, антигорбачевский заговор твердолобых в КПСС и другие события отражались по принципу «Утром в залах, вечером — на улицах Москвы». И не раз наша буйная и уже неукротимая, как показал август 91-го, активность склоняла чашу весов на сторону революции в острой аппаратной и политической борьбе.

Каждый митинг заканчивался объявлением времени и места проведения следующего.

Тот, кто эти страстные годы и месяцы прожил не в столице, не видел и потому не может понять, насколько сильно давление «улицы» влияло на развитие событий, ограничивая консерваторов и вдохновляя революционеров.

Этими незнанием и непониманием рожден и поддерживается унизительный для народа миф, что свобода ему была подарена сверху. Глубоко раненное кровавым прошлым общественное сознание не всегда может принять бескровные победы. Для многих и сейчас «героическое» значит «кровавое». И чем больше крови, тем «героичнее». Наш идеал был не просто свершить революцию, но и закончить ею гражданскую войну, начатую национал-предателями — коммунистами в 1905 и 1917 годах.

На память о тех «славных походах в пределах Садового кольца» остался придуманный мною «новый дорожный знак» — перечеркнутая цифра «6». Его несли на манифестациях и митингах, пока 6-ю статью Конституции СССР (о ведущей и направляющей роли КПСС) не отменили в феврале 1990 года. Будете смотреть на архивные снимки тех лет — обязательно увидите перечеркнутую шестерку.

Основные политические итоги 1989 года:

● на фоне «революции сверху», инициированной