Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов

В те же дни в Москве побывали представители польской «Солидарности» во главе с Адамом Михником. Встречи с ними, понятное дело, были посвящены размышлениям на тему, как избавиться от коммунистов. При этом поляки отчетливо понимали: «Ваша победа и свобода — наша победа и свобода». Так, спустя полтора века, вернулся лозунг: «За нашу и вашу свободу!»

Из этой и многих других встреч выросла убежденность в необходимости создания партии демократов-западников во главе с Сахаровым. Иначе неизбежен раскол на множество микроорганизаций с суммарным микровлиянием.

В этой мысли я утвердился, наблюдая Межрегиональную депутатскую группу (МДГ) — группу из примерно 400 депутатов съезда, объявивших себя политической оппозицией. Многие из них были «курсантами» наших трехдневных тренировок в Доме ученых. Впервые «мдговцы» собрались в начале съезда, и уже тогда стало ясно, как сложно объединить совершенно разных людей, общим для которых является только понимание, что «дальше так нельзя». Единственное, в чем сошлись члены МДГ, — требования отмены 6-й статьи Конституции СССР о «ведущей и направляющей роли» этой единственной в стране партии и об установлении многопартийности.

Идеологом МДГ стал Попов, секретарем — Мурашев, появившийся у нас в Доме ученых сразу после избрания народным депутатом СССР и как ассоциированный участник КИАН часто обращавшийся к нам за помощью в решении организационных вопросов. Так что к проведению конференции МДГ в Доме кино на Васильевской улице мы, актив КИАН, имели самое прямое отношение.

Конференция проходила два дня: 29 и 30 июля. С блестящим докладом выступил Гавриил Попов, сформулировавший принцип объединения весьма разношерстных участников — отмену 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС в жизни страны. Идея использовать это требование для склейки разномыслящих участников МДГ принадлежала Сахарову. Это стало бы не просто революцией, сломом строя, а фактически завершением политической истории ХХ века, когда более ста миллионов человеческих жизней были принесены в жертву коммунистическому и национал-социалистическому экспериментам по созданию человека нового типа. Свою превосходную речь Попов завершил словами Анны Ахматовой: «Мы знаем, что ныне лежит на весах и что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, и мужество нас не покинет».

Вопреки желанию Ельцина единолично возглавить МДГ, было избрано пять сопредседателей: Юрий Афанасьев, Борис Ельцин, Виктор Пальм, Гавриил Попов, Андрей Сахаров (его на конференции не было). Но Ельцин, конечно, виделся центральной фигурой оппозиции, что нас крайне беспокоило.

Нельзя сказать, что были достигнуты фундаментальные результаты. «Дружить всем против тирании» — с этого революции только начинаются. Заканчиваются они, когда последний из победителей расправляется с предпоследним (и открывается путь к новой тирании), либо, когда часть победителей договаривается о правилах (и тогда начинается становление демократии). В России, как и следовало ожидать, победил первый вариант. Но задачу временной консолидации, координации антикоммунистических сил на короткий отрезок времени МДГ решила, что было максимально возможным в тех условиях. В этом качестве МДГ сыграла важнейшую роль при выборах народных депутатов России, Москвы, Ленинграда весной 1990 года.

МДГ просуществовала около двух лет, постепенно деградируя — по мере усиления политических структур союзных республик. А тогда создание МДГ вызывало истерическую реакцию партаппарата. Звучали требования исключить из КПСС коммунистов — участников конференции[45], прекратить начатую Горбачёвым политическую перестройку и закрутить гайки по всем направлениям. Перед глазами был пример: руководство Китая во главе с Дэн Сяопином расстреляло и раздавило танками на центральной пекинской площади Тяньаньмэнь тысячи студентов, вышедших с призывами к антикоммунистическим реформам под впечатлением от визита в Китай Горбачёва[46].

Разрозненность депутатов-антикоммунистов и, с другой стороны, видимое усиление Ельцина заставляло задуматься о создании полноценной партии либерально-демократического типа. Было понятно, что она сможет быть значимой силой и превратить в маргиналов конкурентов из этой части политического спектра только в том случае, если возглавит ее Сахаров.

20 сентября я встретился с Сахаровым в гостинице «Москва». Она использовалась для размещения и работы депутатов наряду с гостиницей «Россия». Предложил Андрею Дмитриевичу возглавить оргкомитет по созданию партии либерального толка. Момент казался подходящим: после конференции МДГ все поняли, как сложно объединить совершенно разных людей, единых только в отрицании сложившейся системы.

Андрей Дмитриевич отказался. По его словам, формирование одной партии повлечет за собой появление других партий, столь важное и ценное нынешнее единство будет потеряно — и коммунистический аппарат окончательно овладеет съездом.

— И потом, я собираюсь поехать в Японию, — неожиданно добавил он.

Я онемел, а потом выдавил:

— Да время ли?

По-детски откровенный ответ лишил меня аргументов:

— Женя, а когда я еще смогу за государственный счет съездить в Японию?

До его смерти оставалось три месяца. Страна, для безопасности которой он сделал так много, надолго упекла его в ссылку, освистывала, шельмовала подметными письмами в газетах. А вот съездить за рубеж отпустила лишь пару раз.

В общем, момент для начала нормального партийного строительства в либеральной среде мы упустили. Но «где положено», а именно в 5-м Главном управлении КГБ СССР[47], стоявшем на страже власти, значение вопроса оценили правильно. В 1989 году появилась Либерально-демократическая партия СССР во главе с Жириновским, был дан старт и другим подобным инициативам.

В тот момент КИАН подвергся испытанию. В связи с созданием профессионального аппарата съезда, Верховного Совета, комитетов и комиссий, института помощников депутатов появилась возможность перейти туда на работу. Но мы от таких предложений отказывались, чтобы:

а) не обижать друг друга и не приватизировать общие заслуги;

б) сохранить столь милый нашим сердцам КИАН.

Пора было выходить на новый уровень, а мы топтались на месте.

Едва ли не первым, кто понял, что из пеленок нужно вылезать и делать шаг в большую политическую жизнь, стал Алексей Головков. Элегантный, ироничный, чрезвычайно позитивный. Он чувствовал, что нужна другая площадка для реализации своего потенциала. Вместе с Аркадием Мурашевым под нашими сдержанно осуждающими, да и завистливыми взглядами они ушли в Верховный Совет. Позднее это сыграло важнейшую роль: именно Головков и Мурашев привлекли Егора Гайдара и Анатолия Чубайса в качестве экспертов к консультированию МДГ, в 1991 году привели Егора Гайдара к Геннадию Бурбулису (читай — к Ельцину), и вместе они стали «крестными отцами» экономического блока первого правительства суверенной России.

Я же в то время продолжал работать в своем институте, хотя внимания борьбе с горными ударами уделял все меньше. По предложению академика Виталия Гольданского стал секретарем академической депутатской группы съезда (на общественных началах, вместе с депутатом Юрием Левыкиным), в которую вошли работники академических и научно-исследовательских институтов. Это давало определенные организационные возможности, защищало меня от руководства моего института, но заставляло смирять нрав: политические вопросы группа старалась не рассматривать, фокусируясь на проблемах самой Академии с упором на то, что в Академии все выстроено правильно, только финансирование отстает от зарубежных практик.

Понимал, что не все так просто. Существовала масса проблем, рожденных вертикально-командной