Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На собрании кандидатского блока «Демократическая Россия» решили направить на место событий делегацию. Я вошел в ее состав. На следующий день утром мы прилетели в Баку, где я впервые был в 1971 году. Моментально возникло ощущение, что попал не только в другой город, но и в другую страну. Повсюду военные патрули. Не те, что за год до того появились в Москве по инициативе Горбачёва — под предлогом борьбы с преступностью и поддержания общественного порядка. Там по паре худосочных солдатиков со штык-ножами растерянно брели за милиционером и выглядели явно подавленными провинциалами в столице.
В Баку 1990 года патрули были хорошо вооружены, на многих перекрестках стояли БТР. Фасады домов покрыты выбоинами от пуль. Выбитые окна и крошево из кирпича, бетона и стекла. Озлобленные и одновременно напуганные люди.
В первый день мы встретились с руководством противостоявших сил. Запомнилась беседа с командующим внутренними войсками СССР Юрием Шаталиным. Перед нами сидел заслуженный командир (шаталинская дивизия первой вошла в Афганистан), которого бросили на передовую линию тяжелейшей политической борьбы. Нужно сказать, что военным в те и в последующие годы неоднократно приходилось заменять политиков, «нырнувших в тину» от страха, от непонимания, от неспособности. Политики-то нырнуть могли, а военные — нет, присяга не позволяла. Вот и приходилось им отдуваться и за партии, и за парламенты, и за министерства с ведомствами. Последний раз я наблюдал это в 1999 году в Карачаево-Черкесии.
Трудно сказать, насколько искренен был в тот момент Шаталин. Азербайджанцы из Народного фронта обвиняли его в необъективности, причиной которой, по их словам, была его жена-армянка. В целом позиция генерала сводилась к следующему: в Азербайджане вакханалия насилия, мирных людей, армян, убивают, грабят, насилуют. Мы вынуждены были войти и восстановить порядок, защищая простых граждан от обезумевшей толпы.
Пока он говорил, я ясно представлял себе, как примерно 100 лет назад спасалась бегством из восточной Турции моя прапрабабушка. Бежала с детьми на руках, оставив тело зарезанного мужа-священника на алтаре армянского храма. Как-то не поворачивается язык сказать, что люди со временем умнеют…
Но ясно и другое. Да, армянский погром, многочисленные убийства. Но войска вошли в Баку почти через неделю после того, как насилие остановили. Вошли, решая совсем другую задачу: спасти власть сложившегося в компартии Азербайджана «везировского клана». Четко выразил это один из членов нашей делегации (кажется, Евгений Кожокин, цитирую по памяти): «Вы, генерал, пытаетесь спасти власть, которую ненавидят. Потом все отскочат в стороны и свалят всю ответственность на вас. И отвечать за пролитую кровь будете лично вы».
Годом раньше в подобную ловушку угодил в Грузии генерал Родионов. Чувствовалось, что это сходство Шаталина угнетало. В дальнейшем он действительно постарался обстановку не обострять.
Мы попросили дать возможность ознакомиться с материалами следственных действий по фактам убийства армян и, конечно, получили отказ. Но вмешался заместитель министра внутренних дел Азербайджана Виктор Баранников — и материалы нам дали. Картина вырисовывалась ожидаемо ужасная. В то же время неожиданным оказалось то, что основное насилие и все убийства армян произошли в двух многоэтажных домах. Погибли, по нашим поименным подсчетам, 48 человек. Потом толпа частью образумилась, частью была остановлена силами дружинников НФА, частью — рассеяна местной милицией.
Мы встретились с лидерами Народного фронта Азербайджана, не арестованными, оставшимися на воле. Они испытывали чувство вины за разгул насилия, спровоцированный такими их соратниками, как Неймат Панахов, гордость за то, что сделали немало для прекращения насилия и спасения армян, возмущение действиями Москвы, армии. Было понятно, что Горбачёву и всему союзному руководству здесь уже не простят эту кровь и эту демонстративную жестокость.
Поехали в городской морг, узнать реальное число погибших при вводе войск — более 130 человек. Через четыре года, в октябре 1993-го в Москве погибнет примерно столько же… Ночью на улицах постреливали — действовал комендантский час. Опять-таки, как в Москве четыре года спустя. Тогда, правда, обошлось практически без стрельбы.
Утром город прощался с погибшими. Мы пришли в парк имени Кирова (сейчас — аллея Шахидов). Царила атмосфера глубокой молчаливой скорби и гнева. Десятки тысяч проходили, прощаясь, мимо рядов свежих могил.
По возвращении в Москву в одной из наших газет опубликовал статью со своими впечатлениями и выводами. Ее положительно оценили и армяне, и азербайджанцы.
Потрясающие митинги
Тем временем в СССР продолжалась подготовка к выборам. Судя по предварительным данным, «Демократическая Россия» могла рассчитывать на 30–40 процентов мест на Съезде. А уж в Москве и Ленинграде наш перевес был подавляющим. Партруководители в столицах шли на выборы, как на заклание. Достаточно сказать, что главный московский коммунист, первый секретарь горкома партии Юрий Прокофьев подался за МКАД, за Московскую кольцевую автомобильную дорогу — в нынешнее Бутово, где, правда, свои выборы выиграл.
Размышляя об отдаленных последствиях грядущих побед, я написал в одной из наших полуподпольных многотиражек: «Низверженье коммунизма — не самая сложная из стоящих перед нами задач. С ней мы как-нибудь справимся. Гораздо тяжелее будет преодолеть многовековую традицию несвободы русского народа».
Как в воду глядел! Ведь демократия, в первую очередь, — ответственность и терпимость. Когда человек к себе строг, а к другим — терпим. Когда полагается на себя, а не на государство, партию, барина, царя. А посторонним старается не навязывать ограничений, давая им такую же возможность ответственно строить жизнь по их лекалам, а где нужно — помогать.
У нас и с тем, и с другим как было плохо, так и осталось.
К выборам мы запланировали две манифестации: 4 и 25 февраля. С заметно различимым подтекстом.
5 февраля начинал работу пленум ЦК КПСС. Мы знали, что там будет обсуждаться и принципиально важный для нас вопрос об отмене 6-й статьи сталинско-брежневской Конституции СССР. И решили мобилизоваться и надавить на участников пленума массовой акцией, которая минимизировала бы возможности наиболее реакционных сил в руководстве КПСС. Думаю, Горбачёв был заинтересован в нашей поддержке, и поэтому нам согласовали митинг в самом центре Москвы, у стен Кремля.
Организатором, как всегда, выступило Московское объединение избирателей. Маршрут — от Октябрьской (ныне Калужской) площади до Манежной площади. В акции участвовало около 200–250 тысяч человек. В целом масштаб стал понятен, когда колонна миновала Крымскую площадь, изрядно пополнившись новыми участниками. На ходу поменяли план: часть участников свернула с Садового кольца на проспект Калинина (ныне — Новый Арбат) и успела к месту митинга первой. Остальные прошли до улицы Горького (ныне — Тверская). Когда колонна по улице Горького выходила на Манежную площадь, там уже собралось более ста тысяч человек, встретивших товарищей восторженными кликами
