Kudos - Рейчел Каск
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не самое интересное место для жизни, сказала она, показывая рукой в сторону стеклянных дверей, но после развода она поняла, что для нее и ее сына лучше быть рядом с родителями, так что они уехали из столицы, хотя однажды, сказала она, когда дым рассеется, она надеется вернуться.
– Моя мама очень добра к нам, – сказала она, – несмотря на то, что я первый человек в семье, кто развелся, и для нее это позор, о котором она не даст мне забыть. Она часто смотрит на моего сына, когда знает, что я наблюдаю за ней, и прижимает руку к губам, будто какой-то бесценный объект только что упал на пол и разлетелся на кусочки прямо перед ее глазами. Она обращается с ним так, будто он серьезно болен, – сказала она, – и, возможно, так и есть, но тогда пережить это должен он сам, даже если другие люди сочувствуют ему.
Он недавно сломал ногу, играя в футбол, продолжила она, и травма загадочным образом переросла в вирусную инфекцию, ни причину, ни метода лечения которой доктора не могли найти. Он месяц провел в больнице и еще два месяца пролежал прикованным к постели дома, и этот опыт сильно изменил его характер, сказала она, потому что он всегда был очень активен физически и одержим спортом, из правил и системы награждения которого он черпал свои нравственные идеалы. К примеру, когда разводились его родители, он беспрестанно пытался выяснить, чью сторону ему занять и кто выиграл, а кто проиграл в каждом из сражений, которые происходили на его глазах. Для него, разумеется, естественно было встать на сторону отца, с чьими мужскими ценностями он себя идентифицировал и с кем, кроме того, занимался тем, что ему нравится; а отец, в свою очередь, вовсю эксплуатировал его лояльность при каждой возможности, прививая ему тем самым ростки племенной идентичности, которая, как она понимала, и сформирует характер и всю жизнь ребенка. К этому племени принадлежат почти все мужчины в этой стране, и оно определяет себя через страх перед женщинами и в то же время абсолютную зависимость от них, так что она поняла: несмотря на все ее усилия, остается только ждать, когда на вопросы ее сына о том, что хорошо и что плохо, найдутся ответы в низкопробных предубеждениях, разделить которые его побуждает всё окружение. Несмотря на это, когда он жаловался, что его отец говорит одно, а она другое, она отказывалась высказывать свое мнение о том, кто из них прав, как он ни умолял. Подумай сам, говорила ему она; включи мозги. Его всегда огорчал ее ответ, и это было доказательством тому, что ее бывший муж оценивал всё очень предвзято, потому что ребенок терялся, когда не мог занять какую-либо сторону; другими словами, когда у него не было своей точки зрения. И всё же усилие, необходимое для того, чтобы подумать самому, было намного менее привлекательным, чем возможность поверить рассказам отца; но это было до того, как он на три месяца оказался обездвижен.
В кровати он впал в состояние, которое поначалу казалось депрессией: стал тихим и вялым, почти не проявлял ни к чему интереса, затем последовал период злости и недовольства, который, хоть и отличался от первого, был так же плох. Пока он был недееспособным и находился вне поля боя, факты его жизни стали для него гораздо яснее. Одним из таких фактов было то, что отец редко звонил или приезжал к нему; другим – что мать не отходила от его кровати. Однажды утром, сказала она, я пришла в его комнату с завтраком на подносе. Я работала с шести утра, потому что в этот день мне нужно было сдать текст, и не успела еще сходить в душ и причесаться. На мне были очки и самая старая одежда, я была не накрашена, и он взглянул на меня из кровати и сказал: мама, ты так безобразно выглядишь. И я ответила ему: да, вот так я иногда выгляжу. В иных случаях на мне макияж и опрятная одежда, и я выгляжу красиво, но я бываю и такой. Я могу не всегда нравиться тебе, сказала я, но я настолько же настоящая сейчас, как и в любое другое время.
Она замолчала и посмотрела в окно в сторону парковки, где другие делегаты ждали автобус. Ветер развевал их волосы и трепал одежду так, что она плотно облегала их тела.
Когда он встал с кровати, продолжила она через некоторое время, он стал более тихим и задумчивым и даже достойно принял новость о том, что не сможет заниматься спортом по крайней мере еще год. В каком-то смысле я благодарна его травме, сказала она, хоть на тот момент и думала, что это последняя капля и моим неудачам нет конца. Казалось таким несправедливым, сказала она, что его отец разъезжает в спортивной машине и развлекается со своей девушкой на вилле на берегу океана, а я торчу в крошечной квартирке в своем родном городе с больным ребенком и матерью, которая звонит мне пять раз в день, чтобы сказать, что это всё моя вина, потому что после замужества я была слишком прямолинейной и продолжала работать. В этой стране, сказала она, единственная власть, которую признают женщины, – это власть раба, и единственная справедливость, которую они понимают, – рабская фаталистическая справедливость. По крайней мере, она любит моего сына, сказала она, хотя я заметила, что люди, которые любят детей больше всего, часто совсем их не уважают.
В вестибюль зашел высокий, крупный хмурый мужчина и встал неподалеку от нас, уставившись в телефон. У него были густые черные кудри, черная борода и широкое, одутловатое, неподвижное лицо – он выглядел как гигантская, изрытая оспинами скульптура римской античности. Когда София заметила его, ее лицо просияло, и она быстро подалась вперед, чтобы дотронуться до его плеча, но он медленно, с явной неохотой оторвал взгляд от экрана, и его большие, немного печальные глаза еще какое-то время пытались определить природу