Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

ее прорываются слезы. — Дорогие комсомольцы! Родные вы наши!.. Да мы теперь вам это вовек не забудем!.. Да мы вас теперь каждый день вспоминать будем!

Долго плывет, колышется над полем взволнованный гул человеческих голосов. Наконец трактористы, вырвавшись из дружеских объятий, занимают свои места, запускают моторы. По земле пробегает мелкая волнующая дрожь. Тракторы трогаются с места и уверенно идут по дороге, ревом разрывая тишину поля. Люди бегут по обочинам, машут платками, шапками, плачут и смеются…

13

Недочет был рад возвращению Арсея. Но еще больше старик обрадовался, когда увидел на выгоне Потапова. Руководитель партизан стоял рядом с Арсеем и щурился на ярком солнце. Недочет четким шагом подошел к Потапову и по-военному отдал ему честь.

— Здравия желаем, товарищ командир бригады! — звучно отрапортовал старик, молодцевато вытягиваясь в струнку.

Потапов обнял Недочета.

— Ну какой же я командир бригады? — рассмеялся он. — Немцев прогнали, и партизаны — домой. Или ты, Иван Иваныч, все еще партизаном себя считаешь?

— А то как же? — серьезно ответил Недочет. — С полным правом. И до конца жизни так буду называться. Чай, я заслужил это! Или нет?

— Конечно, заслужил, Иван Иваныч, — подтвердил Потапов. — Ну, а я, брат, в отставку вышел. Мирным человеком заделался.

Недочет недоверчиво покосился на бывшего начальника.

— Где ж теперь будешь, Сергей Ильич?

— Секретарем райкома партии избран. На старое, как говорится, насиженное место.

— Ну все одно, под твоим началом, — сказал Недочет.

— А что, не нравлюсь?

Старик достал табакерку.

— Нравишься! Мы строгость и порядок любим.

Возбуждение, вызванное появлением тракторов, улеглось, и жизнь вступила в свою размеренную трудовую колею. В сопровождении Арсея и Недочета Потапов прошел по выгону, осмотрел курени и землянки. Народу в таборе в этот час было мало. Приветливо кланяясь руководителям, старики жаловались на нужду и разруху, проклинали войну и немцев, а босые ребятишки гурьбой двигались за Потаповым, забегали вперед, с любопытством заглядывали в лицо. Потапов, казалось, ничего не замечал, иногда не слышал обращенных к себе вопросов, мало говорил, подолгу задумывался и часто брал в рот свой длинный светлый ус.

Осмотрев табор, они переправились на другой берег в сожженное село и вышли к одинокому куреню. Это была кузница. Посредине маленького четырехугольного помещения стояла наковальня. Много сильных ударов приняла она на своем веку. По ней тяжелым молотом бил еще дед Петра Степановича — Корней Шорин. Его сменил сын — изобретательный Степан Корнеевич. От него искусство ковки перешло к Петру Степановичу, в руках которого железо было не менее послушным и податливым, чем у его предков.

Кузнец в промасленном нагрудном фартуке работал молча. Он кивком головы ответил на приветствие Потапова и продолжал раскачивать новые дубленые мехи. Мерно сжимаясь и разжимаясь, они натужно пыхтели, раздувая жар в горне. Кузнец длинными клещами проворно выхватил из огня раскаленный кусок железа и бросил его на наковальню. Григорий Обухов, высокий худощавый подросток, поднял тяжелый молот и ударил им по железу. Веером брызнули яркие искры.

Потапов вышел из кузни: он не любил мешать людям. За ним последовали Арсей и Недочет. Медленно шагая, они молча обошли село и вернулись к реке.

— А куда это девался наш Миша? — спохватился Потапов.

— У трактористов, — сказал Арсей. — С комсомольцами знакомится.

— У нас боевые ребята комсомольцы, — похвалился Недочет. — Важные вопросы с нами, стариками, согласовывают.

Потапов достал трубку, набил ее табаком. Лодка быстро пересекала реку. Слева ребята натягивали канат для парома. На берегу лежали дубки, выловленные из воды. Неподалеку на выгоне стоял «опель-капитан».

— Проедем в лес, — предложил Потапов, — осмотрим делянку.

Поскрипывая рессорами, машина медленно ползла по проселочной дороге. По бокам расстилались ровные поля ярового клина. Чернозем просыхал, и над полем поднимался легкий белый пар.

Недочет достал табакерку, угостил Арсея.

— Сергей Ильич, не желаешь моего первачу?

— А ну-ка, давай, — Потапов пальцем приглушил огонь в трубке, сунул ее в карман. — Сам, что ли, делаешь?

— Сам, Сергей Ильич. По собственному рецепту.

Потапов понюхал.

— Скажи, пожалуйста, какое крепкое зелье! Что твой спирт в голову шибает…

— Что там слышно на западе, Сергей Ильич? — спросил Недочет после непродолжительного молчания.

— На западе наши штурмуют последние рубежи немцев, — ответил Потапов. — На всем протяжении фронта идут ожесточенные бои. Немцы бросают в бой все решительно, лишь бы только задержать наше продвижение.

— А как дела у союзников?

— У союзников дела обстоят превосходно. Союзники маршируют, как на прогулке. Десятки километров проходят без единого выстрела.

— Как же так? — удивился Недочет. — У нас — ожесточенные бои, а у них — прогулка?

— Фашисты сами, — сказал Потапов, — сдаются англичанам и американцам без боя. Расчет простой: сохранить германскую армию, передав ее в руки союзников.

— Это что ж получается? Вроде как бы немцы и наши союзники заодно действуют?

— Это уж как хочешь, так и понимай, Иван Иваныч! — вмешался Арсей. — Факт остается фактом: мы уничтожаем немецкую армию, а англичане и американцы спасают ее.

— Удивительное дело! — воскликнул пораженный Недочет.

— Ничего удивительного, — продолжал Арсей. — Не любовь, а нужда заставляет англичан и американцев быть нашими союзниками. Крайняя необходимость — боязнь потерять собственные шкуры.

— Не очень ли строго ты их судишь, товарищ Быланин? — спросил Потапов, скрывая в углах губ улыбку.

— Ничуть. Я просто не верю Черчиллю. Крайняя нужда заставила их стать нашими союзниками. А что касается их отношений с немцами… Теперь наши союзники охотно принимают немцев, а потом будут снова натравливать их на Россию.

— Не будем забегать вперед, — остановил Арсея секретарь райкома партии. — Иван Иваныч, дай-ка, дорогой, еще щепотку…

Недочет передал Потапову табакерку.

— А скажи, Сергей Ильич, — спросил он, — почему так вышло с немцами? Вот