Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

полон закром в чулане, — скороговоркой проговорила Евдокия. — Сколько даешь?

Настя записала два мешка пшеницы и мешок проса. Она поклялась, что это все ее богатство, но ей мало кто поверил. Демьян Куторга записал пять пудов пшеницы и три пуда проса. Он назвал эти цифры громко, с явным желанием, чтобы все слышали. Ответом была хлесткая реплика, брошенная от реки, где уже сумерки скрывали лица:

— Немало весят немецкие трудодни!

Смех вспыхнул, как сухой порох на огне. Ульяну эти слова и дружный смех тяжелым камнем придавили к земле. Она взглянула на побелевшее лицо мужа: долго еще придется ему сносить насмешки.

Собрание закончилось поздно ночью. Последними уходили Недочет и Терентий Толкунов.

— Вот что, Терентий Данилыч, — сказал Недочет. — Завтра приступай амбар строить. Ребят отбери хороших. Топоры и пилы попросишь у людей — список у Куторги.

— А лес?

— Лес — в лесу, Терентий Данилыч.

— А без разрешения можно? Лес-то казенный, Иван Иваныч?

Недочет и сам это хорошо знал, но он был уверен, что государство не откажет колхозу в помощи. И потому старик не видел ничего дурного в том, чтобы сейчас же свалить десятка два дубков.

— Пускай так, — согласился Терентий. — А на чем возить будем? До лесу-то, поди, три километра будет.

Недочет задумался.

— Это загадка… — проговорил он и взял плотника за рукав. — А ну, Тереша, пойдем к Степанычу… Вместе потолкуем.

Они свернули к куреню кузнеца и, подойдя ближе, услышали ворчливый голос Дарьи Филимоновны, распекавшей мужа за то, что он, простофиля, ни зерна себе не оставил.

Недочет и Терентий Толкунов сделали вид, что ничего не слышали.

— Петр Степаныч, — обратился старик к кузнецу, — мы к тебе вот с каким делом. Надобно амбар строить — зерно хранить негде. Дубки возьмем в Казенном лесу — государство все одно выделит нам делянку на восстановление. Крышу соберем из кусков железа, что от пожара осталось. Хватит?

— Хватит, — ответил кузнец.

— Вот так… Что ж еще?

— Как дубки из лесу переправить? — напомнил Терентий.

— Да, да, — согласился Недочет. — Вот какой вопрос, кошки дери его: на чем дубки возить? Лошадей пока что нету. В районе машины просить — долгое дело. Да и есть ли они там сейчас, машины?

Кузнец сидел на пеньке и, пыхтя самокруткой, устало смотрел в землю.

— Это не бог весть какая штука, — сказал он, не поднимая головы. — Связать дубки по десятку и спустить в речку — сами доплывут.

— Верно, верно! — обрадовался Недочет. — А тут, у села, мы их, дубки-то, цап-царап — и на берег!

— Тут их поймать ничего не стоит, — сказал Терентий. — Сами в сваях моста застрянут…

Недочет хлопнул себя по коленям ладонями.

— Все ясно, друзья! — Он дотронулся до плеча Толкунова. — Ты, Терентий Данилыч, отберешь молодцов, какие понравятся, и завтра чуть свет — айда в лес! Рубите дубки, очищайте от сучьев, вяжите и сплавляйте на воду. — Он обернулся к Шорину. — А тебя, Петр Степаныч, прошу поискать жесть для крыши и другое, что нужно, — по твоей железной части. А я ребяток настрополю ямы под стояны копать…

Так работал Недочет, пока Арсей Быланин был в районе. Старик как бы помолодел на несколько лет и все делал старательно и добросовестно. Он не жалел своих сил ради людей, которые были для него родными, и ради колхоза, который заменил ему родной дом.

12

Плавно покачиваясь, трофейный «опель-капитан» мчится по неровному грейдеру. За ним тянется хвост серой пыли. Секретарь райкома партии Потапов сидит рядом с шофером — молодым безусым пареньком в военной гимнастерке. На груди шофера блестят медали. На заднем сиденье дремлют Михаил Туманов и Арсей Быланин.

Едут молча. Должно быть, все уже переговорено за длинную дорогу, которая связывает Зеленую Балку с районным центром. По сторонам тянутся бесконечные поля, заросшие бурьяном. Мимо лениво проходят телеграфные столбы с обвисшими проводами. Провода звенят, но гул мотора да свист ветра заглушают все звуки. На обочинах дороги — обожженные остовы автомобилей, металлические глыбы взорванной брони, — следы бесславного бегства гитлеровских оккупантов.

Изредка попадаются встречные грузовые машины, нагруженные пустыми бочками и ящиками. Это грузовики Потребсоюза: они спешат за товарами в районный центр.

Машина сворачивает на проселочную дорогу, наискось разрезающую ровное озимое поле.

— Никак ваши зеленя? — говорит Потапов, показывая перед собой. — Ну да… Ваши поля начинаются… — Некоторое время он всматривается в гладь поля, кладет на плечо шофера ладонь. — А ну-ка, Ванюша, притормози.

Пассажиры выходят из машины и, разминая ноги, идут по полю.

— Сеяли по стерне… Пахали мелко… Много огрехов… — Потапов хмурит густые светлые брови. — Но урожай может быть! Будет урожай. Только потягаться с природой придется — сам в руки не дастся.

Серые с желтоватым отливом массивы тянутся далеко за горизонт. Пшеница взошла почти вся, но неровная и тощая, не везде покрывает землю — поздние посевы. Из-под кочек буйно пробивается густой ярко-зеленый осот, тянется навстречу теплому весеннему солнцу.

— Урожай будет! — повторяет Потапов, обращаясь к Арсею. — Но поработать определенно придется. Прежде всего сорняк убрать, затем подкормить как следует, пробороновать…

Они останавливаются посреди загона. Потапов приседает на корточки, выкапывает куст пшеницы, вытряхивает из корней землю.

— Много дел впереди, — словно отвечая своим мыслям, произносит Арсей, — а возможностей мало.

— И возможности есть, товарищ Быланин. — Секретарь райкома строго смотрит на председателя колхоза. — Возможности в народе, товарищ Быланин, в людях…

Они медленно возвращаются к машине.

— Все, что в наших силах, мы сделаем, Сергей Ильич, — оправдывается Арсей.

— Что значит «что в наших силах»? — перебивает Потапов. — К чему эта оговорка? Разве мы с тобой говорили так, когда шли на немца? Все в наших силах, товарищ Быланин!

Арсей краснеет, как школьник, не выучивший урока.