Пути волхвов. Том 2 - Анастасия Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За дни пути тропы много раз ныряли в самые глухие чащи, истончаясь почти до толщины девичьей косицы, и так же много раз выводили в сторону деревенек и одиночных дворов, и кое-где мы даже останавливались, не всё ведь спать под небом и грызть лисьедухи да пойманную дичь. Откуда-то нас гнали, даже не выслушав: чурались чужаков, которые могли принести Морь в их тихие уголки, и я не мог их винить, вспоминая Видогоста. Где-то тревожно пахло дёгтем и можжевельником, где-то мирно смердело скотом, помоями и гнилыми яблоками, но в целом всё было спокойно.
В один из дней тропа вывела нас на утоптанный пустырь, расположенный на равном расстоянии от трёх крупных деревень. То было брошенное шутовское стойбище. Покидали его, видимо, в спешке. Земля была изрыта следами человеческих ног и лошадиных копыт, вокруг прогоревших костров разбросали головни, две телеги изломали, одну перевернули кверху колёсами… Лоскутный шатёр изодрали в клочья и бросили бесформенным кулём. Я спешился, внимательно осматривая место. Судя по всему, скоморохи покидали стойбище неохотно, едва ли не с боем – тут и там валялись обронённые вещи, я нашёл даже вдавленную в грязь пищалку в виде птицы.
– Сами ж они где? – тихо спросил Огарёк, смотря по сторонам испуганно и недоверчиво.
– Прогнали, ясно то, – ответила вместо меня Игнеда. – И правильно сделали. Я бы тоже приказала изгнать.
Среди лоскутов шатра и груд какого-то хлама что-то тихонько вздохнуло. Огарёк поковылял туда, на всякий случай пригнувшись.
– Смотри, осторожней будь, – предупредил я и пошёл дальше, смотреть, нет ли оружия или каких других ценностей. Шуты гильдии, слышал, богаты, почти как сами князья, – одежды их исшиты самоцветами, даже куклы для представлений щеголяют в жемчужных ожерельях. Эти, видать, до гильдии не доросли. Всё, что я нашёл, это черепки разбитых мисок, несколько деревянных ложек, подкову, простецкий костяной ножик, растоптанный бубенец и трещотку.
– Кречет! – послышался взволнованный окрик Огарька. – Кречет, ты глянь!
– Чего ещё? – буркнул я, и тут же раздался вопль Игнеды.
Мне пришлось оторваться от моего занятия и кинуться к княжьей жене. Она стояла рядом с Огарьком и зажимала рот ладонью, но уже не выглядела испуганной, скорее, удивлённой просто.
Огарёк возился с чем-то у шатра, и, приблизившись, я разглядел медвежонка – худого до безобразия, облезлого, похожего скорее на некрупную собаку. Рудо подался вперёд, принюхиваясь к зверю, а Огарёк пытался снять с медвежонка ошейник, сплетённый из грубой бечевы и глубоко врезавшийся в шею.
– Кречет, он пить хочет! – Мальчишка поднял на меня просящие глаза. – Они привязали его, а потом ушли отсюда, а он не мог сбежать. Ему лапу придавило столбом от шатра, смотри, но я уже освободил.
Вздохнув, я снял с пояса мех с водой и протянул Огарьку. Он налил немного на ладонь и принялся поить медвежонка, который, понюхав сначала недоверчиво, убедился, что зла ему не желают, и стал с жадностью лакать.
Я присел и осторожно разрезал ножом медвежий ошейник. Вблизи зверь оказался ещё более жалким, чем казался издали. Тусклый мех не мог спрятать торчащие рёбра и ссадины, медвежонок едва мог встать на ноги и явно долго голодал.
– Уходи, – посоветовал я, положив ладонь на плечо Огарьку. – Идите с Игнедой, я догоню. Он всё равно от голода сдохнет, не сможет добыть себе пищу. Проще добить, чтоб не мучился.
– Нет! – с неожиданной яростью воскликнул Огарёк. – Ты что, дурной, в самом деле? – Он метнул на меня такой взгляд, что, будь я моложе, подумал бы дважды, прежде чем спорить.
– Это ты дурной, раз очевидного не понимаешь. Разве это зверь? Разве хищник свирепый? Заморыш, ещё и мал совсем. Свои его не примут, слишком людьми пропах. Люди не возьмут, обузы никому не нужны. А один он не протянет. Иди, Огарёк. Ступай.
Он выпрямился и сложил руки на груди, умышленно или нет повторяя мою позу, какую я часто принимал, чтобы показать, что споры бессмысленны и бесполезны. Медвежонок подполз к его ногам и жалобно захныкал. Рудо ткнулся носом в медвежью щеку, утешая.
– Мы с собой его берём, – заявил Огарёк. – А если ты не согласен, то я остаюсь и выхаживаю мелкого. Ты не тронешь его, понятно?
– Понятно, – хмыкнул я, с трудом сохраняя холодное выражение лица. – Рудо, Игнеда, пойдём. Пускай остаётся.
Стоило мне развернуться и пройти с полдюжины шагов, как Огарёк взмолился:
– Кречет! Кречет, ну пожалуйста! Ну чего тебе стоит? Возьмём его с собой, прошу!
Не знаю, была ли во всех Княжествах более причудливая компания. Наверное, даже ватаги скоморошьего князя не могли похвастаться настолько пёстрым составом. Сокол, княжья жена, хромой мальчик-чужеземец, ездовой монф, конь и медведь. Чудесный зверинец, потеха для зевак, но никак не отряд, спешащий по важным и опасным делам.
Я обернулся, глядя в умоляющее лицо Огарька. Медвежонок обхватил тонкими лапами его здоровую ногу и посасывал штанину. Мамку в Огарьке признал, что ли? Да и были они чем-то похожи: оба тощие, нескладные, сирые. Я усмехнулся.
– Знаю я, что у тебя на уме. Помню, что говорил мне тогда, в гнезде. Не было ещё соколов верхом на медведях. Хромых соколов тоже не было. Но ведь и на монфе один я скачу. Чем лесовые не шутят?
Огарёк засиял, будто свечка зажжённая. Чуть на шею мне не кинулся от счастья.
– Благодарю тебя, Кречет!
Игнеда молча оседлала своего коня и поскакала дальше. Я понял, что ей моё решение пришлось не по душе, но я и не обещал, что во всём стану ей потакать.
– Будет задирать когтями-зубами – не хнычь! – предостерёг я Огарька, вскочил на Рудо и протянул руку: – Давай, хватай своего друга, да полезай. Пора дальше.
Так и ехали теперь – с медвежонком за пазухой. Благо росточком он был всего ничего, с крупного щенка. Игнеда наверняка стала считать меня ещё большим безумцем, а Огарёк и так давно всё про меня знал.
Глава 19
Потеха, каких не видел свет
Впереди мерцали огни, разбрасывая отблески по деревьям, по дороге, по жёлтым и розовым осенним кустам. Такой свет Ним вовсе не ожидал увидеть здесь, на подступах к какой-то деревне: явно горел не костёр, а множество мелких огней, заключённых в цветные стёклышки, оттого и блики рассыпались многоцветные, похожие на крылья дивных бабочек.
Мейя довольно скоро пришла в себя, но сделалась медлительной и печальной, опиралась на руку Велемира и передёргивала плечами, будто её то и дело принималась бить крупная дрожь. Энгле кидал на неё виноватые взгляды: это ведь он стащил у трактирщика кольцо, когда-то принадлежавшее матери Мейи. Ним, вообще-то, сомневался в том, что Мейя смогла с первого взгляда безошибочно узнать материнское украшение: мало ли, сколько похожих перстней отлил ремесленник, много у кого могли оказаться похожие. И как, к тому же, кольцо попало из Чернёнок в Липоцвет? Зато Энгле, видимо, всё-таки гордился находкой и тайком поглядывал на кольцо, доставая его из кармана и низко опуская голову, так, чтобы украшение лишний раз не попадалось Мейе на глаза.
– А впереди веселье ждёт! – присвистнул Жалейка. – Так мигать зазря не может. Идёмте скорей, любопытно посмотреть! И музыка, музыка! Слышите?
Козлоногий поскакал вперёд, безрассудно и радостно, как ребёнок, заметивший лоточника с пряниками. Ним поёжился от такой беспечности и покосился на Велемира, бессознательно ожидая от того совета. Велемир вздохнул, поймав на себе выжидающий взгляд, и произнёс:
– Там деревня. Нужно показать Мейю хоть волхву, хоть знахарю, хоть бабке обычной. А может, она остаться там захочет. Всем нам надо передохнуть в обычной избе, не в ведьмовской, там и воздух чище, и мысли яснее. Передохнуть, посидеть
