Руководство джентльмена по пороку и добродетели - Маккензи Ли

– Монти?

– Да, – слабым голосом говорю я. – Да, я слушаю.

Перси длинно выдыхает, прижав руку ко лбу.

– Надо найти Локвуда и постараться уговорить его не возвращаться. Мы посмотрим Европу, весело проведем время, как собирались, а потом я уеду в Голландию и…

Я резко вскакиваю на ноги, цепляюсь ногой за одеяло и едва не падаю.

– Нет, нет! Перси, не надо, молчи! – Он поднимает взгляд и поджимает губы, чтобы не дрожали. Мне тоже хочется расплакаться – свалиться к нему на кровать и реветь. Меня трясет, сознание мутится – душевный раздрай переходит в телесную немочь, – и я могу только снова повторить: – Почему же ты мне не сказал?

– Да потому что ты ходячая катастрофа! Тебя по кускам собирать надо! Я год за годом повсюду за тобой таскаюсь, слежу, чтобы ты не упился до смерти, не заснул в канаве и вены себе не порезал… – Слезы подступают вплотную. Я чувствую, как жаркие рыдания сжимают горло, но я сдержусь и не заплачу. – Да, в последнее время тебе нелегко, из Итона выгнали, отец бьет, но ты совершенно не в ладах сам с собой. Давно уже. Если бы ты узнал, мне бы совсем житья не было. Прости, я бы правда не выдержал.

На меня шлепается новая лопата земли.

– Ты настолько в меня не веришь? – спрашиваю я. Вопрос звучит очень, очень жалобно. – Я-то думал, мы обо всем друг другу рассказываем.

– Давай не будем сейчас выяснять отношения!

– Ты мой друг, значит, мы будем их выяснять.

– Ты всегда перетягиваешь одеяло на себя. Ты не хочешь, чтобы я ехал в бедлам, только потому, что это не нравится тебе. Тебе есть дело только до себя самого!

На это у меня ответа нет, а если не можешь придумать остроумного ответа, остается только молча эффектно уйти. Но даже тут меня ждет неудача: баржу вдруг резко качает, и меня впечатывает в стену. Я восстанавливаю равновесие и не оглядываясь бегу к двери.

10

Фелисити сидит на палубе, свесив голову на грудь, и как будто спит, но, когда я падаю рядом, открывает глаза. Будь она Перси, я уткнулся бы ей в плечо и взвыл, но она – это она. А жаловаться на ссору с Перси мне хочется только самому Перси. Жизнь несправедлива.

– Ну что, о чем говорили? – небрежно спрашивает Фелисити.

– Перси болен.

– Знаю.

– Эпилепсией.

– Он мне уже сказал.

– Когда? Два года назад, как только узнал?

– Нет, где-то час назад, когда ты еще спал.

– Он… – Я давлю пальцами на лоб. Не знаю, говорил ли он ей про лечебницу, а если это произнесу вслух я, эфемерная пока угроза станет совсем мрачной и настоящей. Поэтому я говорю только: – Он же не одержимый!

– Да, не одержимый. – Удивительно, какой твердый у Фелисити голос. – А если кто-то из врачей сказал иначе, значит, они отсталые шарлатаны. Будь они в курсе последних научных открытий, знали бы, что связь эпилепсии с одержимостью уже опровергнута. Это все чушь средневековая.

– Тогда почему ей болеют?

– Представители школы Бургаве опубликовали памфлет…

– Чего?

– Ладно, ничего.

– Нет, скажи. Что эти… ну, как ты их назвала… у которых школа… что они пишут?

Фелисити медленно выдыхает через нос.

– Там написано, что эпилепсия может развиться по множеству разных причин и не особенно понятно, как это все работает. Есть только догадки.

– А она лечится? – Если существует лекарство, если есть хоть что-то, отчего Перси может выздороветь, то я буду не я, если позволю отослать Перси в Голландию и навсегда его потеряю.

Но Фелисити качает головой, и соломинка, за которую я хватался, уплывает в море.

Я вжимаюсь лицом в колени. По шее ползут первые лучи солнца. Безумие, что кругом так тихо и неподвижно и мир вообще никак не изменился с тех пор, как я зашел в каюту поговорить с другом.

Перси болен.

Осознание просачивается в меня по капле, как яд, тело немеет, мысли путаются. Перси болен и никогда не поправится, и теперь его хотят замуровать в лечебнице. Следом за этой мыслью крадется вторая, немногим менее страшная: Перси мне не доверился.

– Фелисити, я хороший человек?

Сестра косо на меня смотрит и поднимает бровь.

– Что за вопросы? Приступ самокопания?

– Нет… Или да, – я запускаю пальцы в волосы. – Перси мне не сказал.

– Знаю. Он не очень хорошо поступил, но я могу его понять.

– Но почему? Неужели я настолько плохой, что вы оба ничего мне не доверяете?

– Ну… ты тот еще повеса.

– Вот уж спасибо.

– С твоим-то послужным списком глупо удивляться, когда тебя так называют. – Сестра трет кончиками пальцев виски и кривит губы. – Я наверняка не все знаю о вашей с ним нежной дружбе, вы много друг для друга значите, это правда. Но, мне кажется, нельзя его винить в том, что он тебе не сказал. Ты постоянно где-то витаешь, а когда случается какая-нибудь беда, ты… ты напиваешься, ищешь случайных связей. Сбегаешь.

Мне действительно хочется сбежать и не слышать этих слов, но тут два пути: либо назад к Перси, либо за борт топиться. К тому же от себя не убежишь.

– Здорово, что ты рядом, – говорю я. – Возишься с Перси. Если бы мы с ним были вдвоем, он бы, наверно, уже умер.

– Не умер бы он.

– Ты, кажется, переоцениваешь мои силы.

– Эпилептические припадки не смертельны, если нет какого-нибудь внешнего фактора. Вот если бы он ударился головой или упал в море…

– Хватит! – прошу я, и Фелисити замолкает.

Я снова запускаю пальцы в волосы. Меня впервые за долгое время разрывает нужда излечить чью-нибудь боль, кроме моей собственной, но эту нужду немного ослабляет понимание, что тут ничем, совершенно ничем не поможешь. Нельзя же вернуть время вспять на два года. Все это время он боролся с болезнью в одиночку, даже семья была против него. Я всегда думал, что мы с Перси вдвоем боремся против всех, а оказывается, я, сам того не зная, давно его предал.

– Как ты поняла, что с ним такое?

– Я не была уверена, – пожимает плечами сестра. – Но предположила.

– А про эту твою школу ты откуда знаешь?

– Школа Бургаве? На самом деле это не школа, а направление научной мысли. Так, читала кое-что.

– Я думал, ты все время читаешь… Что у тебя за книжки такие?

Сестра скрещивает руки на груди и длинно выдыхает через нос.

– Давай договоримся: я кое-что тебе расскажу, но ты не будешь смеяться. И не только сейчас. Если у тебя когда-нибудь потом будет плохое настроение, обещай, что не будешь издеваться надо мной за то, что я сейчас скажу.

– Обещаю, что не буду.

Фелисити еще раз шумно вздыхает, так что ноздри раздуваются.

– Я изучаю медицину.

– Медицину? И давно ты ей интересуешься?

– Всю жизнь.

– Как ты умудряешься ее изучать?

– Читаю. Я уже не первый год снимаю обложки с любовных романов и вклеиваю в них учебники по медицине, чтобы отец не заметил. Он спокойно позволяет мне