Наше преступление - И. Родионов

. 141

рѣшилась, зачну жевать-то, а кусокъ-то такъ у меня тутъ, въ глоткѣ-то, коломъ и застрянетъ ...

— А какъ жо Ѳедоръ Рыжовъ у (йіѣдователя все разсказалъ, какъ убивали моего чадушку и какъ ёнъ кричалъ: «Пустите, люди добрыѳ, душу на покаяніѳ... пожалѣйте жену мою и сестренку махонькую! Какое худо я вамъ сдѣлалъ?»—прервала Акулина и всхлип-нула. Послѣднія слова она произнесла на распѣвъ жа-лостливымъ голосомъ, какь говорятъ причитальщицы.

— ЭТо ёнъ штобы самому выкарябкаться и накле-палъ на всѣхъ... Самъ-то вылѣзъ, а нашихъ-то шнь сколько продержали. Енъ завсѳгда былъ хвостъ, хвостъ и есть,—сказалъ Парменъ—дядя Сашки, рябой, кряжи-стый мужикъ, тотъ самый, что на успенскихъ розговѣ-нахъ вязалъ и привѣшивалъ Сашку ногами къматицѣ.

— Долголи обнести безвинныхъ людей!—продол-жалъ Парменъ. — А вотъ теперича и вышло не по его, не по Ѳедькиному доносу. Слѣдователь-то, значитъ, вникъ въ дѣло и нашихъ робятъ оправдалъ. Теперича имтт ничего и не будетъ.. ■

— Да, какже ничего не будетъ?—вспылила Аку-лина.—Убили человѣка и ничего не будетъ и такъ это и пройдетъ? Значитъ, убивай кажнаго, кого за-хотѣлъ, сер&дь бѣладня. при всемъ честномъ народѣ и ничего тебѣ за это не будетъ? Ишь какое дѣло!

— Ежели свидѣтелевъ не предоставишь, Трофи-мовна, ничего и не будетъ,—сказалъ староста— рыжій, веснуіцатый,г съ хитрыми глазами и сладкимъ голо-сомъ мужичонко.

— Да какой же дуракъ будетъ при свидѣтеляхъ людей рѣзать? Самъ ихъ нарочно позоветъ, што ли? «Посмотрите, молъ, люди добрые, какъ буду людей рѣзать». Ишь какое дѣло!

— Вотъ то-то и оно-то,—съ скромной важностью разъяснилъ староста. — Законъ, значится, такъ гла-ситъ, штобы свидѣтели безпремѣнно присутствовали, тогда засудить можно яр;е,съпліиапьха#ахольг-ствіемъ, а штобы безъ евидѣтелевъ засз^дить,—и оиъ помоталъ головой,—этого никакъ нельзя. Ужъ эти дѣла намъ хорошо извѣсны.

— Кто е знаетъ, на комъ грѣхъ—степенно и при-мирительно замѣтилъ дядя Егоръ.—Ежели бы самъ мой племянничекъ всталъ хошьначасочекъна одинъ изъ гроба-то, да указалъ бы, кто его жисти рѣшилъ, кт,о его убивцы, ну, тогда и мы узнали . бы, кто они такіе есть, потому передъ смертнымъ-то часомъ ёнъ не покривилъ бы душой, не обнесъ бы занапрасно безвинныхъ людей. За это отвѣтъ должонъ держать передъ Богомъ. А то какъ узнаешь?

— Вотъ это правильно, вотъ это какъ есть,—одо-брительно заговорили всѣ мужики. — Ежели бы самъ ёнъ, то-ись Иванъ Тимофеевичъ, всталъ бы сейчасъ изъ гроба... ёнъ бы не покривилъ душой, ёнъ бы прямо и указалъ, кто евоные убивцы, потому ему сычасъ же передъ Господомъ Богомъ отвѣтъ надо держать. Передъ смертнымъ-то часомъ кривда не придетъ на умъ, нѣ-ѣ... тутъ ужъ вилять не приходится. А мы што? Мы вотъ только языкомъ нагрѣшимъ... набол-таемъ, наляскаемъ сами не знаемъ што...

Деминъ, къ концу обѣда выпиившій уже четыре стакана, въ разговоръ не вмѣшивался и умильно по-сматривая на бутыли, загадалъ, что если ему пере-падетъ еще два стаканчика, то онъ при всемъ чест-номъ народѣ выложить правду - матку; если же не перепадетъ, то у него на такой подвигъ не хватитъ «совѣсти». Выдать же убійцъ ему очень хотѣлось, потому что день ото-дня въ его сердце накипала страшная ненависть къ безпутнымъ парнымъ. Къ его огорченію ему достался только одинъ стаканчикъ, и потому онъ всталъ изъ-за поминальнаго стола со вздо-хомъ, не высказавшись и очень недовольный собой.

Поминки кончились уже 'передъ вечеромъ. При-суіствовавшіе остались шогадавшьа^

насчетъ вина же паходили, что она иоскупилась ма-леиько, падо бы еще хоть одну «четвертуху» поста-вить, тогда вышло бы совсѣмъ хорошо. Послѣдними уѣхали свекоръ и свекровь замужьей дочери Акули-ны. Авдотья съ мужемъ осталась у матери погостить на денекъ, а сватовъ Акулина проводила за оісолицу деревни.

Степанъ, увидѣвъ Акулину одну въ полѣ, когда она, простившись со сватами, понуривъ голову, воз-вращалась домой, забросилъ за спину корзину и вы-шелъ со двора, направляясь на огуменокъ за соломой, хотя ему и не было въ ѳтомъ нужды. Встрѣтивъ Аку-лину, онъ остановился и сказалъ.

— Не обидься, кумушка, што я не пошелъ къ тебѣ на поминки. Вѣрь ты мнѣ, какъ души жалалъ помянуть крестпика... вотъ какъ души жалалъ... да не подходило мнѣ у тебя быть, а я ужъ самъ отъ себя по конецъ жисти буду его поминать, крестника-то свово...

Крупная слеза скатилась по хрящоватому, съ гор-бинкой, носу на косматую, густую, желто-бурую бо-роду Степана, и онъ, полуотвернувшись и глядя вдаль, добавилъ:

— И ежели тутъ мой Сашка причиненъ... на судѣ скажу, штобъ въ кандалы заковали да въ каторгу угнали бы...

Онъ плечомъ поддернулъ выше корзину и отошелъ прочь, но тотчасъ же полуобернулся и съ значитель-нымъ видомъ на секунду остановился.

— У меня на моего Сашку сумлѣніе, кумушка. Вотъ горе-то... Хожу и себя не слышу... — Онъ мах-нулъ рукой и пошелъ прочь, уже не оборачиваясь.

За то Палагея, мать Сашки, сразу же, какъ только арестовали ея сына, стала въ непримиримо враждеб-ныя отношенія къ семьѣ Ивана, и когда узнала, что Иванъ умеръ, то сказала: «Колъ ему въ душу, губо-шлепу треклятому! Сколько наши робяты натерпѣ-

конец первой части. Часть вторая - в следующем файле.

Часть вторая.

тотото.ѳіап-кагак.ги

Катерина хотя выходила замужъ за Ивана и по своей охотѣ, но не склонность ея къ молодому парню рѣшила судьбу ея, а то обстоятельство, что семья Ивана жила хорошо, то есть достаточно, и женихъ ея былъ самъ хозяинъ въ домѣ, работящъ, не пьяница. Мать Катерины, слывшая въ народѣ вѣщею старухой, противилась этому браку, и не потому, чтобы Иванъ не нравился ей. Наоборотъ, она даже любила его за веселый, привѣтливый нравъ, за умѣнье обойтись и поговорить съ людьми и, все-таки, противилась этому браку.

— Будешь молодой вдовой, доченька, будешь. Вотъ чего я боюсь, — обмолвилась разъ старуха.

Въ новой семьѣ Катерина, кромѣ привѣта и ласки, ничего другого не видала, а мужъ и маленькая Маша буквально обожали ее и, все-таки, домъ мужа внут-ренно она не считала своимъ.

Здѣсь постоянно ее угнетала безотчетная тоска; ей почему-то казалось, что тутъ она поселилась не навсегда.

Сильная, ухватливая, способная на всякую работу и по дому, и въ полѣ, она сама чувствовала, что тутъ, въ новой семьѣ, какъ она Ни старалась, работа ея была далеко не та, что въ родительскомъ домѣ. Свою мать, съ которой она никогда до замужества не раз-лучалась, Катерина всегда очень любила, тутъ же въ

первые мѣсяды замужней жизни любовь эта дошла до болѣзненности. Мужъ отпускалъ ее къ роднымъ во всякое время; если же самъ былъ свободенъ, то съ болыпой охотой ѣздилъ съ нѳю въ ея родную деревню.

Лѣтомъ, умаявшись за день на полѳвой работѣ, Катерина часто вечеромъ шла въ Черноземь, др ко-торой было никакъ не меньше шести верстъ; нѣсколько часовъ просиживала съ матерью, а къ утру, лишь только начинала заниматься заря, Катерина уже ра-ботала съ мужемъ въ полѣ.

Послѣдніе два мѣсяца она меныне тосковала по матери, съ каждымъ днемъ все сйльнѣе и горячѣе привязывалась къ мужу, и. сознаніе, что домъ мужа не ея домъ, не такъ уже остро чувствовалось ею. Но тутъ-то и убили Ивана.

Помимо горя отъ утраты человѣка близкаго,' родного и любимаго, въ семьѣ Ивана сразу послѣ его смерти всѣ почувствовали, что изъ дома ис-чѳзла та всеопекающая, неустанно-заботливая, тру-довая сила, что кормила и содержала ихъ всѣхъ. Голая нужда, которой въ семьѣ никто никогда преж-де не зналъ, теперь заглянула къ нимъ со всѣхъ сторонъ. На похороны и поминки сына Акулина за-тратила всѣ свои сбереженія, скопленныя за много лѣтъ, да еще пришлось занять у дяди Егора три рубля.

За лѣто Иванъ успѣлъ вспахать только половину озпмагс геля и теперь, какъ чи надрывалась въ ра-ботѣ вся семья, Акулина видѣла, что остальной поло-вины имъ нѳ допахать, хотя работали они всѣ гораздо болѣе, чѣмъ при жизни Ивана.

Своего хлѣба у семьи всегда хватало до нови, те-перь же Акулина предвидѣла, что дай Богъ, чтобы на своемъ хлѣбѣ удалось протянуть до половины зимы, потому что придется понемножку продавать его, чтобы

имѣть деньги на 148

бДёжу, а уміъ ято далыгіе будетъ, Акулина боялась и загадывать. . ,

Днемъ, нри бѣломъ свѣтѣ, при постоянныхъ забо-тахъ, тоска объ Иванѣ нѳ такъ чувствовалась; вечѳ-ромъ жѳ, когда, окончивъ работы, вся сѳмья собира-лась въ домѣ, въ прежде веселой, довольной избѣ Акулины поднимался нѳутѣшный плачъ. Плакала Аку-лина", плакала Катѳрина, ревѣли ребята, Маша при-читывала, какъ взрослая. И этотъ жуткій концертъ продолжался до тѣхъ поръ, пока сонъ не успокаивалъ до утра семыо. Не спала только одна Катерина.

Помимо всѣхъ заботъ -у Акулины появился пред-метъ новой тревоги и новыхъ думъ. Два вопроса, тѣс-но связанныѳ одинъ съ другимъ, мучали ѳѳ и день, и ночь.

Первый вопросъ — останется ли невѣстка жить при ней? Второй — отдадутъ ли сваты корову и овцу, вы-говоренныя за ней въ приданое?