Наше преступление - И. Родионов

Въ первую минуту ей показалось страннымъ, что умѳръ‘мужъ, съ которымъ она прожнла болѣе полу-вѣка. .

—> Царство небесное, вѣчной покоій! — прошѳптала она, взглянувъ въ святой уголъ и пѳрекрѳстившись.

— Ну, слава Богу, хошь одинъ-то развязалъ тѳбѣ рукн, Левушка.

Но туть жѳ Прасковья и всплакнула.

— И Анюточка помѳрла, — сообщилъ Леонтій. — И этого нѳ помнишь?

— Какая Анюточка? Нѳ помню, Лева.

— А изъ двойняшекъ-то, внучка-то твоя. Этотъ-то остался, а та помѳрла. А кака была хорошѳнька дѣ-вочкаі .

Суровое, заспанное лицо мужика засвѣтилось нѣж-ностью и пѳчалью.

— Ахъ, кака была дѣвочка, мама! И пожила-то всего-на-всё три мѣсяца съ однимъ дѳнеЧкомъ, на крикъ кричала и такъ-то полюбилась мнѣ... Ночѳй съ ей нѳ спалъ, на рукахъ качалъ и какъ возьму, бываЛо, такъ утихнѳтъ, признавала мѳня. Другіѳ кто и нѳ бери лучше, кричитъ. А ужъ глазки-то уей были, мама, — продолжалъ мужикъ, шлѳпая босыми ногами по гряз-ному, холодному полу, — што твои васильки полевые. Думалъ—выхожу, нѣтъ, помѳрла... Разъ подъ самое сердцѳ подрѣзала. Кака была дѣвочка! Ваньку вотъ жалѣю, да все нѳ такъ, не^ доходитъ до сердца. А . Анюточка разъ подъ самое сердцѳ подрѣзала...

— А Катя-то што, Лѳвушка? ’.

— А што-ясъ твоя Катя?! Какъ была, такъ дура дурой и осталась. Вона дрыхнетъ и горюшка мало. Ро-бѳнка сама нѳ берегь, рази сунѳшь въ руки, ну нян-читъ, да боязно и давать, какъ бы ни стравила*), го-воритъ: «щенокъ отъ сучки Миколая Пана». Грѣхъ одинъ.

*) Стрмить — повредяті..

— И такъ ты, Лсва. одияъ и маешься съ имъ?

— А какъ же?! Вѣдь не котенокъ, за дверь не выкинешь. Плачеп>, душѵ ігадрываеі*Ь и посордшуься. и поругаешься, а часомъ и поплачешь надъ имъ, и вотъ такъ и пробьешься до утрія...

• — Ты бы Егорушку взбудилъ.

— Егорушку! Жалко, мама. Тоже и за Игорушкой десять дѣловъ. За день такъ намается малый, што какъ довалитсн до лакки, спитъ, какъ убитый.

— Безсмѣнный ты мой часовой, — со слезами яса-лости сказала старуха. — што у кого ни случись. а без,-премѣнно упадетъ на Левушкину голову.

— Вчерась на судѣ были, мама. Убивцевъ Ивана Тимофеева судили...

— Ну? '

—1 На полгода отсидки присудили. Всѣ судьи за-куплены. Ватажный далъ 500 рублевъ въ долгъ Сте-пану-то съ Иваномъ Горшковымъ. Они всѣ деньгп и ввалили абвакату. За такія-то деньги кажнаго опрап-даютъ...

— Господь съ ими. Ивана-то Тимофеича не ве_р-нуть намъ сердечнаго... все равно.

— А Сашка-то убивецъ утрось встрѣлъ насъ съ сватомъ Егоромъ въ городѣ на мосту и пригрозилъ свата Егора убить. Пьяный Сашка-то. И городовой тутъ стоялъ. слыхалъ, какъ грозился. Да мы не свя-зывались. Богъ съ имъ. Коли судъ съ ими не спра-вится, такъ што мы?!

Леонтій помолчалъ, ходя съ заснувшимъ ребен-комъ изъ угла въ .уголъ.

— Хочу, мама, Егорку женить. Мочи нашей нѣту, въ отдѣлку замаялись. Вотъ только ждалъ. когда ты бряшить'*) зачнешь, а то посовѣтоваться не съ кѣмъ. Да бѣда, года не ныходятъ. Хоч.у владыкѣ прошоніс подавать.

*) Брящить — двигаться, иісвелиться, говорить.

— А невѣста есть? ' '

; — Да велѣлъ ему присматривать.

! Цодумать надоть, Левушка.

, — Дѣло такое, што надоть думать. Ну, спи, чушжа,

— говорилъ онъ заворошившемуся рёбенку, укладывая его въ зыбку. — Всѣ ноги заморозилъ съ имъ.

— А какъ же Аленушка?

— Га, Аленушку твою рукой не достать, покор-мить ребеНка не докличешься. Теперича нужда про-шла, такъ и братъ Левонъ не хорошъ сталъ. Ѳома-то пить бросилъ, присягу принялъ и ничего, держит-ся, ■ намедни съ дороги 40 цылковыхъ привезъ и всѣ Аленѣ съ рукъ на руки лередалъ. Ногъ подъ собой не слышетъ Алена-та, загордилась бѣда... Ладятъ на новыя земли переселяться... Только собьются съ ден-жонками, сычасъ уѣдутъ. . . '■»

Леонтій, уло$кивъ племянника, самъ взлѣзъ на печку, покряхтѣлъ, накрылся полушубкомъ, погасилъ лампочку и тотчасъ же захрапѣлъ.

Во всемъ домѣ не спала только Прасковья.

Тяжкія думы, какъ обложная безпросвѣтная туча,' налегли на ея сердце.

Она цожалѣла, чт'о не умерла во время своей бо-лѣзни, но теперь жалѣла не себя, а семью и особенно Леонтія. ' •

Какъ всегда во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни, й на этбтъ разъ Прасковья съ горячею вѣрой въ ми-’ лосердіе Господа стала молиться.

Сердце ея согрѣлось; непроницаемую тучу горя какъ будто прорѣзалъ золотой лучъ надежды.

Старуха почувствовала знакомый ей подъемъ духа; откуда-то. нахлынули дальнія воспоминанія; передъ мысЛеннымъ взоромъ поплыли образы и мысли, сами собой слагавшіяся въ размѣренныя слова и просив-шіяся съ языка долой.

Прасковья откашлялась и слабымъ, мелодичнымъ голосомъ начала причитывать:

«Въ одно времячко лежу на сараѣ я; носитъ ла-стушка своимъ дѣтушкамъ кушать; рты-то у нихъ все болыпіѳ, желтыѳ раскрытые. Потомъ это долго я не случалась тамъ. Дѣтки выперились, окрылились и раз-

■ летѣлись въ разны стороны. Ложусь я на сараѣ въ воскресный день и слышу, каігь поетъ это ластушка, со слезами горькими скликаетъ своихъ дѣтушекъ.. И говорю я ей: «Ты, касатая ты ластушка, не собрать тебѣ милыхъ дѣтушекъ, ты поила и кормила ихъ, ты и думала, што будутъ вѣкъ увиваться они кругъ тебя. Ты ошиблась, моя ластушка, ' разлетѣлись твои дѣ-тумки по разнымъ сторонушкамъ. Ты послушай, ка-сатая ластушка, што скажу я, сиротинушка: также я горька сиротушка, я взрастила милыхъ дѣтушекъ, я носила ихъ по чистымъ полямъ, по тяжелымъ по работушкамъ, я хранила моихъ дѣтушекъ я отъ вѣт-ровъ я отъ буйныихъ, отъ дождей-то я отъ частыихъ одѣвала, укрывала ихъ. Вѣдь я . думала-надѣялась, какъ нодыму я милыхъ дѣтушекъ, мнѣ настанетъ пе-ремѣнушка. Какъ возмужали мои дѣтушки, какъ соб-рались съ умомъ-съ разумомъ, пососкопились съ мо-гучёй силой, разошлися и разъѣхались по чужимъ-дальнимъ сторонушкамъ. Они кинули меня и бросили на однбво чада милаго, на однбво на горькаго сиро-тушку. У меня-то, у старбй могуча сила убавилась, то не стало хода скораго во моихъ-то быстрыхъ но-женькахъ, а не стало-то спорынечки во моихъ-тб, во бѣлыхъ рукахъ, што не стало прежней крѣітости во моихъ-то могучихъ, плечахъ, што не стало свѣту бѣ-лаго во ясныхъ очахъ.

«Пристегла меня старость глубокая и худо стало мое зДоровьице. И теперь прошу я, сиротинушка, свою скорую смерёдушку. Вѣрно,- заблудилась она голу-' бушка, во темныхъ лѣсахъ, позапала снѣжкомъ бѣлымъ въ оврагахъ глыбокіихъ. Вѣрно, ждать мнѣ сироти-нушкѣ, весны красныя, какъ пойдутъ-то дожди частые, какъ омоютъ снѣжки бѣлые, какъ пригрѣетъ красно

солішшко, какъ оОсохнетъ трава шелкбвая. Она вый-детъ. она выпутается изъ лѣсовъ она изъ темныихъ, изъ трав.ѵшекъ шелковыихъ,' изъ овраговъ изъ глыбо-кіихъ. Она выйдеіъ на широку путь-дороженьку, по-дойдетъ къ намъ подъ окошечко, постучится и позо-ветъ меня. Я раскрою ей настежь воротушки. покло-нюся ей до мать-сырой земли, поцѣлую ейну ручеиьку и скажу такъ моей смерёдушкѣ: «Гостья жданная, жа-ланная, прошу пожаловать. Миѣ наскучило тутъ, на-прискучило. Износилось мое тѣло Гіѣлое. уходились рѣзны ноженьки, умахались мощны рученьки и пропа-ло всс мое здоровьице. Ты возьми скорѣй отсюда ^іою д>шеньку, отнеси къ родимой матушкѣ да къ моимъ умёршимъ дѣтушкамъ».