Остров Немого - Гвидо Згардоли

Но быть мужчиной – это значит, конечно, не только иметь отношения с женщинами. И Эйнар отлично это знал. Арне больше не мог подниматься на маяк – он передвигался, с упрямством волоча парализованную часть тела, словно бремя. Он принял неизбежное – как его учил старик Бьёрнебу. Но всё же он по-прежнему оставался главой семьи. Его боялись и уважали. И если утверждать свою власть кулаками ему было уже не под силу, то ничто не мешало ему замахнуться костылем, который оказывался потяжелее руки! Эйнар догадывался, что Арне не одобрил бы его визитов в «Рай».

Несмотря на это, во время коротких поездок в Арендал за продуктами он не упускал ни единого шанса заглянуть к Изелин Хагеруп, на первый этаж дома 23 по улице Вестерлед. Эйнар был внимателен и осторожен – чтобы двоюродные братья, управлявшие магазином вместо Пелле Йолсена, ничего не заподозрили. Они не умели держать язык за зубами и к тому же не испытывали теплых чувств к семейству Бьёрнебу с острова. Даже в комнате у Изелин он поначалу каждый раз стеснялся и нервничал, не видел ли его кто. Но потом приходил в себя, забывал обо всём и удивлялся собственной смелости.

Изелин нравилось его общество, он выделялся среди тех мужчин, к которым она привыкла: все они были среднего возраста – или грубые моряки, что сходили с кораблей, как дикие обезьяны спрыгивают с деревьев, или торопливые мужья, которые боялись столкнуться в заведении со знакомыми, или просто наглые мужланы, считавшие, что за деньги им всё позволено.

Эйнар Бьёрнебу, напротив, был добрым и сдержанным. А еще – застенчивым и неискушенным. Однажды он нашел на улице красную атласную ленту и принес ей в подарок. Изелин рассмеялась, но не потому, что хотела унизить его, а так – от неожиданного смущения. Эйнар расстроился – и в его неспособности скрывать чувства женщина разглядела искренность и невинность. С тех пор она смотрела на него как-то иначе. Изелин нередко вспоминала, как сильно страдала из-за любви, как это чувство стало для нее болью и ложью. Но в объятиях Эйнара она закрывала глаза и представляла себя рядом с Каспером Торпом, снова чувствуя себя юной девушкой.

Однажды они стояли у окна, наблюдая за уличной процессией. Нарядные люди с трехцветными кокардами из красных, белых и синих лент несли цветы. Некоторые были одеты в традиционный костюм – бюнад. Дети распевали веселые песни и били в маленькие барабаны.

– Что они делают? – спросил Эйнар.

Изелин посмотрела на него, чтобы понять, шутит он или нет.

– Ты что, правда не знаешь?

Эйнар покачал головой.

– Сегодня же национальный праздник! – объяснила она. – 17 мая! День Эйдсволльской конституции!

– Эйдсволльской конституции?

– Конечно! Конституции Норвегии!

С того далекого весеннего дня прошло более тридцати лет, а Норвегия всё мечтала о свободе.

Только до Эйнара никак не доходило, что же происходит.

– Да ты разыгрываешь меня! – чуть не обиделась Изелин. – Как ты можешь не знать?

Но Эйнар не знал. В его мире не было абстрактных понятий, там никогда не звучали такие слова, как политика, конституция, суверенитет, либерализм. Он и не задумывался о том, что у него есть какие-то права, хоть и не признанные королем Швеции. А если бы ему и пришли такие мысли, то он бы и понятия не имел, что с ними делать. Остров с маяком неподалеку от Арендала – вот его мир. О чём еще ему нужно знать?

Изелин рассмеялась и обняла его. Ей показалось невероятным, что кто-то может быть таким невинным и наивным.

Прошло еще немного времени, и Изелин забеременела.

– Продажная девка! – плюнул Арне, полагая, что ребенок может быть чьим угодно. – Я не потерплю ее здесь! – И он закашлялся от ярости.

Но Эйнар твердо решил взять на себя бремя отцовства. Мысли об этом делали его счастливым. Он готов был сражаться за эту женщину и ребенка, которого она носила под сердцем, он хотел привезти ее на остров – а иначе и быть не могло: Эйнар бы не переехал в город. Он привык к этому месту. К тому же на острове оставались его отец и брат, а еще мать и Эйвинд – самые дорогие люди. И вот теперь у него будут жена и сын. Так зачем всё бросать?

Он противостоял Арне – в меру своих сил и насколько позволяли природная робость и уважение к отцу. Уверенности добавляла и память о смелом поступке Эйвинда. В конце концов Арне смирился. Может, подумал о старике Уле, который так же когда-то приютил его самого, хотя никогда не относился к нему как к родному. А может, решил, что руки здоровой сильной женщины пригодятся на острове.

Эйнар рассказал об этом Эмилю.

– Я стану дядей? – спросил мальчик.

Эйнар кивнул. Он еще не размышлял о родстве в таком смысле, но Эмиль был прав: для ребенка его брат – дядя.

Эмиль радовался за брата, как радуется тот, кто купил себе модную шляпу и красуется перед зеркалом. «А знаешь, мне это нравится! – сказал он. – Здорово, если на острове появится новая жизнь!» Легко и быстро он взбежал на галерею маяка, чтобы заправить лампы. Воздух колыхнулся, и до Эйнара донесся знакомый запах. Он впервые заметил, что он такой же, как у отца, – запах прогорклого масла. Так, наверное, пахнут все смотрители маяков.

13

Дни и годы слились в голове Эйнара, превратились во что-то единое и бесформенное. Бури, штормы и спокойные ясные дни, робкие рассветы и пылающие закаты, шум ветра, волны, то высокие, то едва заметные, лодки и корабли, снующие туда-сюда, небо – иногда звездное, а порой темное и давящее, цветы и пожухлая трава, растаявший лед и холодная земля – казалось, всё это существовало одновременно. Или не существовало никогда. Всё было словно в