Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

Студенцов закончил выступление и сел на место, внешне абсолютно спокойный. Но я заметил, как он нервно сжал в кулаке льняной платок.

— Товарищ Краснов, вам слово для ответа, — произнес Курчинский.

Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Студенцов нанес мощный удар, переведя дискуссию в идеологическую плоскость.

— Товарищи, — начал я, — сегодня прозвучало много обвинений в адрес нашего промысла. Некоторые из них основаны на неверной информации, другие на неверном толковании фактов. Позвольте ответить по порядку.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями:

— Начнем с экономических показателей. Товарищ Студенцов указал на увеличенные сроки амортизации в наших расчетах. Да, мы используем пятнадцатилетний срок вместо стандартных десяти лет. Но это не манипуляция, а отражение реальности. Благодаря внедрению новых методов обслуживания и ремонта, срок службы оборудования действительно увеличился. У нас есть заключение технической комиссии ВСНХ, подтверждающее этот факт.

Я достал документ с подписью главного инженера наркомата:

— Вот официальное разрешение на использование продленных сроков амортизации, выданное нам в рамках экспериментальной программы. Все абсолютно законно.

Студенцов слегка нахмурился. Этого аргумента он не ожидал.

— Теперь о системе оплаты труда, — продолжил я. — Да, на нашем промысле введена премиальная система, привязанная к производительности и качеству. Но разве это противоречит социалистическим принципам? Еще Ленин говорил о необходимости материальной заинтересованности работников в результатах труда. А мы лишь воплотили эту идею на практике. Кстати, премии получают не только инженерно-технические работники, но и рабочие. Более того, именно рабочие получают самые значительные премиальные.

Я развернул новую таблицу:

— Вот структура премиального фонда за последний квартал. Шестьдесят процентов всех премий выплачено рабочим-новаторам, предложившим усовершенствования в производственном процессе. Двадцать пять процентов — мастерам и бригадирам. И только пятнадцать процентов — инженерно-техническому персоналу. Разве это «частнокапиталистические методы»? Это социалистическое соревнование в действии!

Некоторые члены комиссии одобрительно закивали. Особенно Постышев из горкома. Этот всегда поддерживал инициативы рабочих.

— Что касается отступления от централизованного планирования, — я перешел к самому сложному пункту обвинений, — здесь произошло явное недопонимание. Мы не отвергаем плановые начала. Мы лишь предлагаем дополнить их элементами хозяйственной инициативы. Все стратегические задачи определяются планом. Все основные показатели утверждаются вышестоящими органами. Но методы достижения этих показателей, тактические решения — здесь мы предлагаем дать больше свободы предприятию.

Я взглянул на Орджоникидзе:

— Товарищ нарком, вы сами неоднократно говорили о необходимости внедрения хозрасчета. О важности инициативы на местах. Наш промысел — практическое воплощение этих идей.

Орджоникидзе чуть заметно кивнул. Это придало мне уверенности.

— Теперь самое серьезное обвинение. О связи наших методов с идеями Промпартии, — я намеренно сделал паузу. — Товарищи, это не просто ошибка. Это прямая клевета.

Я достал из портфеля материалы процесса над Промпартией:

— Вот программа Промпартии. Ее основа — это восстановление капитализма, возвращение частной собственности на средства производства, разрушение плановой системы. У нас же — государственная собственность, плановые задания, социалистическое соревнование. Принципиальная разница!

Наступил момент для решающего аргумента:

— Более того, если внимательно изучить документы Промпартии, то выяснится интересный факт. Вредители как раз выступали против децентрализации управления промышленностью! Они боялись, что инициатива на местах сорвет их планы по созданию узких мест в экономике. Они хотели сохранить бюрократическую систему, которая позволяла им манипулировать ресурсами и срывать производство. Наша же модель, наоборот, направлена на преодоление бюрократических барьеров и максимальное использование внутренних резервов предприятия.

Я заметил, как некоторые члены комиссии переглянулись. Этот аргумент для них неожиданный и сильный.

— Что касается показаний товарища Лебедева, — я повернулся к бывшему сотруднику, — то они полностью опровергаются документами. Все закупки для военного ведомства проводились в строгом соответствии с инструкциями наркомата обороны. Вот акт проверки, проведенной представителями ВСНХ и ГПУ после увольнения Лебедева. Никаких нарушений не выявлено.

Лебедев опустил глаза, явно чувствуя себя неуютно.

— Товарищи, — я обвел взглядом присутствующих, — наш промысел не отступление от социалистических принципов, а их творческое развитие. Мы доказали, что сочетание плановых начал с инициативой на местах дает превосходные результаты. Наша нефть питает индустриализацию, наши технологии обеспечивают независимость от иностранных патентов, наша модель управления позволяет максимально использовать потенциал каждого работника.

Я сделал паузу, прежде чем произнести заключительные слова:

— Передача промысла под управление Главнефти, с последующим сворачиванием наших методов работы, будет не только экономически нецелесообразной, но и политически ошибочной. Мы потеряем все преимущества, которые дает наша модель. Вернемся к неповоротливой бюрократической системе, которая не может обеспечить высоких темпов индустриализации. Поэтому я прошу комиссию сохранить наш промысел как самостоятельную хозяйственную единицу. Расширить применение наших методов и использовать наш опыт для развития всей нефтяной промышленности.

В зале воцарилась тишина. Студенцов сидел, плотно сжав губы, его лицо словно окаменело. Орджоникидзе о чем-то негромко переговаривался с Курчинским.

— Есть еще желающие выступить? — спросил Курчинский, обводя взглядом зал.

Желающих не нашлось. Все аргументы высказаны, все карты открыты. Теперь предстояло самое сложное. Ожидание решения комиссии.

Глава 11

Итоги совещания

— Товарищи, предлагаю перейти к принятию решения, — Курчинский посмотрел на часы, бросив взгляд на Орджоникидзе.

Нарком тяжелой промышленности откинулся в кресле, задумчиво постукивая пальцами по столу. Его характерный кавказский профиль казался высеченным из камня. Взгляд из-под густых бровей непроницаем. Наконец он кивнул:

— Давайте подведем итоги. Мы заслушали обстоятельный доклад товарища Краснова. Ознакомились с материалами проверки Главнефти. Выслушали мнения представителей различных ведомств и экспертов. Картина получается неоднозначная.

Орджоникидзе сделал паузу, окинув взглядом затихший зал:

— С одной стороны, нельзя отрицать экономическую эффективность Татарского промысла. Показатели впечатляющие. Особенно в области качества нефтепродуктов и себестоимости добычи. Это факт, подтвержденный цифрами. А с цифрами, как говорится, не поспоришь.

Сердце у меня учащенно забилось. Начало хорошее.

— С другой стороны, — продолжал нарком, — организационная модель, предложенная товарищем Красновым, вызывает определенные сомнения. Не с точки зрения эффективности. Тут как раз все в порядке. А с точки зрения системности. Можно ли распространить эту модель на всю нефтяную промышленность? Не приведет ли это к дезорганизации централизованного снабжения?

Студенцов в углу чуть заметно выпрямился. В его глазах мелькнул отблеск надежды.

— Но главный вопрос даже не в этом, — Орджоникидзе обвел взглядом присутствующих. — Главный вопрос в том, соответствует ли предложенная модель общей линии на построение социалистического хозяйства?

В зале повисла напряженная тишина. От следующих слов наркома зависела не только судьба промысла, но и всего моего плана по созданию нового нефтяного центра страны.

— После тщательного изучения материалов я пришел к выводу, — медленно произнес Орджоникидзе, — что нам необходим разумный компромисс.