Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

Я внимательно следил за Студенцовым. Он не принимал активного участия в обсуждении, лишь изредка негромко переговариваясь с Метельским.

Эта показная отстраненность настораживала. Я знал, что он готовит контрудар и ждет подходящего момента.

Наконец, когда основные выступления закончились, Студенцов попросил слово:

— Товарищи, я внимательно выслушал все доклады и мнения. Татарский промысел, безусловно, заслуживает внимания. Но позвольте указать на несколько принципиальных моментов, которые остались без должного освещения.

Он поднялся со своего места и подошел к центральному столу, неторопливо раскладывая перед собой бумаги. Каждое его движение было выверенным, спокойным, что резко контрастировало с нервной атмосферой в зале.

— Первое, — Студенцов поднял тонкий палец с безупречно ухоженным ногтем, — экономические показатели. Товарищ Краснов демонстрирует впечатляющие цифры. Но при ближайшем рассмотрении возникают вопросы о методике расчета себестоимости.

Он разложил на столе экономические таблицы:

— Обратите внимание: амортизация основных фондов рассчитана на пятнадцать лет. Это значительно превышает нормативные сроки службы оборудования в нефтяной промышленности. При расчете по стандартным нормативам показатели рентабельности снижаются на восемнадцать процентов.

Я напрягся. Студенцов нашел действительно уязвимое место в наших расчетах. Мы использовали продленные сроки амортизации, основываясь на реальном состоянии оборудования. Но формально это можно истолковать как манипуляцию с цифрами.

— Второе, — продолжал Студенцов, доставая из папки новые документы, — система оплаты труда. Товарищ Краснов говорит о материальной заинтересованности работников. Но что это означает на практике? Фактически, введение частнокапиталистических методов стимулирования. Премии инженерно-техническому персоналу на промысле в три-четыре раза превышают средний уровень по отрасли. Это создает неоправданное неравенство и питает мелкобуржуазные настроения.

Орджоникидзе слегка нахмурился. Этот аргумент прямой удар по идеологической составляющей нашего проекта.

— Третье, — Студенцов выдержал паузу, — вызывает сомнение сама идея «объединения плановых начал с хозяйственной инициативой». На практике это означает отступление от принципов централизованного планирования. А в современных условиях, когда разворачивается наступление социализма по всему фронту, такие отступления недопустимы.

Он промокнул губы неизменным платком:

— Но есть и более серьезные вопросы. Товарищи, вы обратили внимание на удивительное совпадение? Методы управления, предлагаемые товарищем Красновым, практически идентичны тем, что фигурировали в деле Промпартии. Те же «островки эффективности», те же «экономические стимулы», то же «ослабление централизованного контроля».

В зале повисла тревожная тишина. Упоминание Промпартии, организации «вредителей», процесс над которой гремел на всю страну, чрезвычайно опасная штука.

— Я не утверждаю, что товарищ Краснов сознательно копирует методы вредителей, — продолжал Студенцов с притворным сочувствием в голосе. — Возможно, он просто попал под влияние определенных идей. Но факт остается фактом. Предлагаемая модель организации производства противоречит генеральной линии на построение планового социалистического хозяйства.

Студенцов сделал паузу. Дал присутствующим возможность осмыслить сказанное:

— Однако мне не хотелось бы ограничиваться общими рассуждениями. Позвольте представить конкретные факты.

Он кивнул Метельскому, и тот подошел к двери, впуская в зал невысокого мужчину в потертом костюме. Глубоко посаженные глаза и нервно бегающий взгляд выдавали его внутреннее напряжение.

Ба, знакомые лица. Это же Лебедев Михаил Степанович, мой бывший начальник мартеновского цеха. Грузный, с окладистой бородой, правда, сейчас сильно постаревший.

Опытный производственник старой школы. За то, что когда-то он перебежал от меня в «Сталь-трест», я после победы отправил его и еще двух других предателей на Урал. С сильным понижением.

— Товарищи, позвольте представить Лебедева Михаила Степановна, бывшего сотрудника сталелитейной промышленности в организации Краснова, — объявил Студенцов. — Он работал в располагает информацией о некоторых… неоднозначных операциях.

Я похолодел. Глушков как-то докладывал, что Лебедев уволен с завода. Еще полгода назад за попытку хищения. И теперь он явно готов отомстить.

— Товарищ Лебедев, расскажите комиссии о практике заключения договоров на заводах товарища Краснова, — предложил Студенцов.

Лебедев откашлялся, нервно поправил узел галстука:

— На заводах распространена практика заключения фиктивных договоров, — начал он дрожащим голосом. — Оформлялись документы на одни работы, а фактически выполнялись другие. Особенно часто это происходило при закупке оборудования и материалов за границей.

— Конкретнее, пожалуйста, — подбодрил его Студенцов.

— Например, в прошлом году заключили договор на поставку станков из Швеции. Для оборонного ведомства. Но фактически через подставную фирму закупались приборы американского производства. А в документах все проводилось как запчасти. Для уже имеющегося оборудования.

Орджоникидзе нахмурился:

— Зачем это делалось?

— Чтобы обойти ограничения на импорт американской техники, — быстро ответил Лебедев. — И чтобы использовать валютные средства, выделенные на одни цели, для других закупок.

Я не мог больше молчать:

— Товарищ Орджоникидзе, позвольте возразить. Лебедев был уволен с завода за попытку присвоения средств. У нас есть акт ревизии, подписанный представителем ВСНХ. Все его обвинения — клевета человека, стремящегося отомстить.

— У меня есть документы, подтверждающие мои слова, — возразил Лебедев, доставая из потрепанного портфеля папку. — Вот копии договоров и накладных.

Студенцов с деланным безразличием наблюдал за разгоревшимся спором. Это была его карта. Дискредитировать меня через бывшего сотрудника.

— Товарищ Гаврюшин, — обратился я к представителю военного ведомства, — скажите, закупались ли через промысел приборы для Артиллерийского управления?

Гаврюшин поднялся, одернув китель:

— Да, такие закупки проводились. По специальному распоряжению наркомата обороны. Все документы оформлялись соответствующим образом, с соблюдением режима секретности.

— То есть, — я повернулся к комиссии, — так называемые «фиктивные договоры» — это плановые закупки для оборонной промышленности, проводившиеся через наш промысел по согласованию с военным ведомством?

Лебедев растерянно заморгал:

— Но мне говорили…

— Кто говорил? — резко спросил Орджоникидзе.

Лебедев замялся, бросив быстрый взгляд на Студенцова.

— Неважно, — Студенцов поспешил вмешаться. — Дело не в отдельных фактах, а в общей тенденции. А тенденция такова. На промысле товарища Краснова создается особая экономическая система, противоречащая принципам централизованного планирования.

Он достал еще одну папку:

— Вот расчеты наших экономистов. При перенесении методов Татарского промысла на всю нефтяную промышленность мы получим разбалансировку всей системы снабжения. Каждое предприятие начнет требовать для себя особых условий. Вступит в конкуренцию с другими за ресурсы. Фактически, это будет возвращение к буржуазному хаосу.

Студенцов говорил уверенно, рисуя перед комиссией картину экономического краха:

— Товарищи, мы все понимаем. Индустриализация требует концентрации ресурсов, централизованного распределения, единого планирования. Любые отступления от этих принципов подрывают всю систему. Да, промысел товарища Краснова показывает неплохие результаты. Но какой ценой? Ценой отступления от основополагающих принципов социалистического хозяйствования.

Он сделал паузу, обводя взглядом притихших членов комиссии:

— Поэтому Главнефть предлагает. Сохранить промысел как производственную единицу, но передать его под централизованное управление. Сохранить экспериментальную лабораторию, но в рамках общей структуры научно-исследовательских учреждений наркомата. Технические достижения использовать, а организационные эксперименты прекратить.