Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

Глава 9

Решающее слово

Зал заседаний ВСНХ встретил меня гулким эхом шагов по натертому до блеска паркету.

Массивные дубовые панели на стенах поднимались почти до самого потолка, создавая ощущение монументальности и основательности. Высокие окна с тяжелыми бордовыми шторами пропускали достаточно света, чтобы не включать электричество, но недостаточно, чтобы развеять официальную полутьму.

В центре зала располагался огромный Т-образный стол, покрытый темно-зеленым сукном. Во главе — резное кресло председателя, по бокам — стулья для членов комиссии.

Перпендикулярная часть предназначалась для приглашенных экспертов и докладчиков. Вдоль стен стояли дополнительные стулья для наблюдателей и секретарей. На стене висел большой портрет Сталина в простой деревянной раме.

Когда мы с Головачевым вошли, зал уже наполнился людьми. Члены комиссии занимали свои места, переговариваясь вполголоса.

Студенцов в безупречном костюме английского сукна стоял у головного стола, просматривая какие-то бумаги. При нашем появлении он поднял глаза и слегка кивнул, изобразив нечто среднее между приветствием и снисходительной улыбкой. Рядом с ним стоял уже знакомый мне Курчинский, председатель комиссии, тот самый, что в прошлом году так хорошо подпевал Студенцову.

— Леонид Иванович, я подготовил вам место здесь, — Головачев указал на стул в перпендикулярной части стола, прямо напротив председательского кресла. — Отсюда хорошо видно всех членов комиссии.

Я быстро окинул взглядом присутствующих, мысленно сопоставляя лица с моим списком. Из пятнадцати членов комиссии уже присутствовали двенадцать.

Наши союзники, отмеченные в списке зеленым, держались несколько обособленно. Гаврюшин из Артиллерийского управления, подтянутый, сухощавый, с цепким взглядом и аккуратно подстриженными усами; профессор Желтовский, представитель академической науки, с седой бородкой клинышком и золотым пенсне; Постышев из Московского горкома, крепкий, румяный, с характерной рабочей хваткой в движениях; и неожиданно седой, благообразный Комаров, секретарь топливной секции, которого Мышкин считал нейтральным.

«Красные» в моем списке, сторонники Студенцова, держались уверенно, словно исход заседания уже предрешен. Особенно выделялся Сурков из Главнефти, грузный мужчина с неестественно красным лицом и маленькими, глубоко посаженными глазами.

Рядом с ним Махров из планового отдела, тощий, с дергающимся веком, постоянно что-то записывающий в блокнот. За ними Козлов из ВСНХ. Пришли также Лысенков из финансового отдела и Тарханов из партийного комитета, типичный аппаратчик с бесцветным лицом и цепким взглядом.

Нейтральные члены комиссии держались отстраненно. Они избегали длительных контактов как с нашими сторонниками, так и с людьми Студенцова. Звинцов из хозяйственного отдела, Дроздов из технического управления и Бондарев из контрольно-ревизионной комиссии.

Последним вошел Зайцев, представитель наркомата юстиции, молодой человек с аккуратно зачесанными назад волосами и цепким взглядом. Он должен следить за соблюдением формальностей.

Я расположился на отведенном мне месте, аккуратно разложив перед собой документы. Головачев сел рядом, готовый в любой момент найти нужную бумагу или предоставить необходимые цифры. Величковский сидел поодаль у двери, как приглашенный эксперт.

В десять часов Курчинский взглянул на карманные часы и направился к председательскому креслу.

— Товарищи, предлагаю начать заседание комиссии по вопросу эффективности и целесообразности дальнейшего функционирования Татарского опытного нефтепромысла в его нынешнем организационном статусе, — произнес он, обводя взглядом присутствующих. — Позвольте напомнить регламент: сначала доклад представителя промысла товарища Краснова, затем содоклад по результатам проверки Главнефти, вопросы к докладчикам, выступления экспертов и членов комиссии, обсуждение и принятие решения.

Курчинский говорил размеренно, с едва заметным придыханием.

— Поскольку товарищ Орджоникидзе задерживается, предлагаю не терять время и начать работу, — продолжил он. — Возражения есть?

— Я считаю, что следует дождаться товарища Орджоникидзе, — неожиданно возразил Постышев. — Этот вопрос имеет стратегическое значение для промышленности, и начинать без наркома было бы преждевременно.

Курчинский слегка поджал губы:

— Товарищ Постышев, мы не знаем, сколько придется ждать. У наркома плотный график. Он может появиться через час, а может и вовсе не прийти.

— И все же предлагаю подождать, — поддержал Постышева Гаврюшин. — Тем более что речь идет о промысле, имеющем оборонное значение.

— Хорошо, — Курчинский прервал начинающийся спор, — сделаем компромиссное решение. Предлагаю начать с технической части доклада, а к обсуждению принципиальных вопросов перейдем после прибытия товарища Орджоникидзе. Товарищ Краснов, вы готовы?

Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Критические от сторонников Студенцова, выжидающие от нейтралов, поддерживающие от наших союзников.

— Готов. Разрешите начать?

— Прошу вас, — Курчинский величественно кивнул и опустился в кресло, всем своим видом показывая, что по-прежнему контролирует ситуацию.

Я открыл папку с документами, но не успел произнести первое слово, как дверь распахнулась, и в зал решительным шагом вошел Серго Орджоникидзе.

Его крупная фигура в темном костюме, белоснежной рубашке без галстука мгновенно приковала к себе внимание всех присутствующих. Густые черные усы и характерный кавказский профиль придавали ему особую выразительность.

— Продолжайте, товарищи, продолжайте, — махнул он рукой, видя, что все поднялись при его появлении. — Я немного задержался, но теперь буду с вами до конца этого важного заседания.

Курчинский мгновенно поднялся с места:

— Товарищ Орджоникидзе, мы только начинаем. Товарищ Краснов как раз собирался представить свой доклад.

Орджоникидзе подошел к столу и занял место председателя. Курчинский с плохо скрываемым недовольством переместился на соседний стул.

— Отлично, — кивнул нарком, оглядев присутствующих проницательным взглядом. — Итак, у нас на повестке дня вопрос о Татарском нефтепромысле товарища Краснова. Слушаю ваш доклад, Леонид Иванович.

Атмосфера в зале мгновенно изменилась. Я почувствовал, как некоторые из «нейтралов» выпрямились и обратили на меня более внимательные взгляды. Даже сторонники Студенцова стали менее самоуверенными. Появление наркома нарушило заготовленный сценарий.

— Товарищи, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и убедительно, — разрешите представить вам доклад о результатах работы Татарского опытного нефтепромысла за истекший период и перспективах его развития.

Курчинский, хотя и был оттеснен с места председателя, не собирался сдаваться:

— Прежде чем товарищ Краснов начнет, предлагаю определить ключевые вопросы, на которые должен ответить доклад, — вмешался он. — В частности, экономическую эффективность промысла по сравнению со стандартными предприятиями Главнефти и целесообразность сохранения нестандартной организационной структуры.

Орджоникидзе бросил на него быстрый взгляд:

— Товарищ Курчинский, давайте сначала выслушаем доклад полностью, а потом уже будем задавать вопросы и определять ключевые моменты. Иначе мы можем заранее направить обсуждение в узкое русло, а нам нужна полная картина. Продолжайте, товарищ Краснов.

Курчинский поджал губы и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. В его глазах я прочитал плохо скрываемое раздражение.

Я разложил перед собой графики и таблицы, приготовившись представить результаты работы промысла. На душе стало немного легче.

Появление Орджоникидзе изменило расстановку сил. Но основная битва еще впереди. Студенцов имел в рукаве не один козырь, и он обязательно попытается их использовать.

— В своем докладе я хотел бы осветить три основных аспекта работы промысла, — начал я. — Во-первых, технические достижения в области добычи и переработки высокосернистой нефти. Во-вторых, экономические показатели деятельности промысла, включая сравнительный анализ с предприятиями Главнефти. И в-третьих, организационную модель управления, которая позволила достичь этих результатов.