Бег – моя терапия - Скотт Дуглас

Джефф Ли, бухгалтер из Хартселла, говорит, что лекарства помогают ему в беге, но обнаружил он это окольным путем.

Ли принимает венлафаксин («Эффексор») (и периодически ему назначают колназепам («Клонопин»)[61]) уже более десяти лет из-за хронической депрессии и тревоги. Несколько лет назад, когда ему было 49, он начал бегать, чтобы сбросить вес и поправить здоровье. В конце 2016 года он решил отказаться от лекарств. «Я принимал их очень долго, потом стал здоровее и пробегал 48–56 километров в неделю. Поэтому надеялся, что больше не нуждаюсь в них», – говорит он.

Через пару недель после прекращения приема препарата, по словам Ли, его психическое состояние стало таким же, как было десять лет назад: «Я не чувствую действия препарата, пока не перестаю принимать его». Он возобновил прием лекарств, и в течение семи недель, пока они не начали действовать, он «делал все возможное, чтобы заставить себя бегать». Он говорит: «Я бегаю больше и испытываю больший интерес [к этому занятию], пока принимаю лекарства».

Взаимодействие бега и медицины для Али Нолан, моей бывшей коллеги по Runner’s World из Далласа, оказалось более сложным. Она начала принимать эсциталопрам («Лексапро») в 2016 году, чтобы справиться с навязчивой тревожностью. Лекарство значительно улучшило ее быт. «У меня больше нет навязчивых мыслей об обреченности или ощущения, будто я попала в ловушку, – говорит Нолан. – Обычно серьезных проблем с засыпанием у меня не возникает. И я способна работать, не устраивая себе перерывы, чтобы составить десятки контрольных списков. Я снова могу читать – это очень важно для писателя и редактора».

С бегом дела обстоят сложнее. Нолан говорит, что после приема лекарств она стала получать больше удовольствия от процесса, что в целом было приятно: «Очень долго бег был единственным способом справиться с симптомами. Это продолжалось до тех пор, пока я не поняла, что наматываю много бесцельных километров и сам бег становится своего рода навязчивой идеей и источником беспокойства». Однако сбалансированность стоила ей производительности, особенно в финальной части забегов. «Мне кажется, что я двигаюсь медленнее, чем раньше, – говорит она. – Кроме того, я ем гораздо больше пирожных. Тяга к сладкому просто ужасна. Мне кажется, я набрала килограмма три».

«В целом проблема в том, что теперь я спокойно ко всему отношусь, – утверждает Нолан. – Если я пропускаю пробежку, то не слишком из-за этого переживаю. Раньше я очень расстраивалась из-за недостающих километров и корила себя несколько дней. Чтобы избежать этих неприятных ощущений, я не пропускала ни дня. Теперь я проще отношусь к этому. Думаю, это связано с тем, что бег уже меньше влияет на мое психическое здоровье. Теперь я занимаюсь им исключительно ради удовольствия и для поддержания физической формы. Раньше, если я пропускала пробежку, мне казалось, что наступил конец света, вдобавок я чувствовала себя неудачницей. Теперь, наверное, я больше похожа на “нормального” человека».

Нолан говорит, что пока готова мириться с этими минусами, учитывая, что в целом ее жизнь улучшилась. Но она уверена: «Если я когда-нибудь почувствую себя настолько вялой или апатичной, что это помешает мне бегать, возникнет проблема. Думаю, если бы я пробегала менее двадцати километров в неделю и не парилась по этому поводу, то попросила бы мужа проверить мой пульс, чтобы убедиться, что я еще жива».

Завершим эту явно ненаучную дискуссию рассказом Амелии Гапин, у которой интересный взгляд на то, как антидепрессанты улучшают ее бег. Она всегда ценила то, что ее обычные депрессивные и тревожные мысли исчезают после тренировки. Теперь этот желанный процесс запускается раньше.

«Депрессия и тревога начинают уходить на более раннем этапе пробежки, – говорит Гапин. – С тех пор как я начала принимать лекарства, многие повседневные фоновые проблемы уменьшились, поэтому я выхожу на тренировку в гораздо лучшем состоянии, чем раньше. Раньше это состояние наступало после первых трех километров».

Отказ от антидепрессантов

Другие бегуны, с которыми я беседовал в процессе написания этой книги, решили обойтись без антидепрессантов.

Некоторым людям, например Сесилии Бидвелл из Тампы, не нравится идея принимать такие препараты. Она считает, что бег и другие практики достаточно хорошо помогают ей справляться со своим состоянием. Бидвелл, страдающая тревожностью, говорит: «Я ни в коем случае не осуждаю людей, которые выбирают этот путь, но считаю, что такие препараты, как СИОЗС, изменяют химию мозга. Кому-то это необходимо, чтобы пережить день. Но если я высыпаюсь, справляюсь с работой, могу ежедневно выходить на пробежку, значит, мне все это по плечу, жизнь хороша, не нужно прибегать к чему-то еще. Я боюсь, что [лекарства] изменят мою личность».

Моя партнерша по бегу Кристин Барри придерживается аналогичной точки зрения. Когда ее хроническая депрессия стала особенно сильной на первом курсе юридического факультета, она начала было принимать лекарства, но через две недели перестала. «От них я чувствовала себя так, будто выпила слишком много кофе. Сплошная нервозность и трясучка, – говорит она. – Я сомневалась, стоит ли начинать принимать лекарства, так что мне было легко остановиться, когда я почувствовала, что у меня на них плохая реакция». В последующие лет двадцать в борьбе с депрессией Барри выручали бег (она преодолевает марафонскую дистанцию за 2 часа 40 минут и дважды проходила квалификационный отбор на олимпийские марафонские испытания) и терапия. Когда в начале 2010-х она устанавливала личные рекорды, ее сомнения по поводу лекарств были вызваны, в частности, опасениями по поводу того, как те могут повлиять на бег. (Я много раз рассказывал ей, что антидепрессанты, похоже, отбивают у меня желание выкладываться в конце забега.)

«Сейчас мне скорее просто не хочется принимать какие бы то ни было препараты, если это возможно, – говорит она. – Мне не нравится идея вмешательства в химию моего мозга, даже если она неидеальна. Я понимаю, что это не лучший подход. Все равно что игнорировать рану. Я стараюсь справляться с ситуацией как могу, без лекарств, но если у меня случится тяжелый эпизод, как в 1997 году, я не стану возражать против лекарств, особенно сейчас, когда у меня есть дети».

Брайана Фрейна, аналитика паевого инвестиционного фонда из Милуоки, беспокоит физиологический эффект любых лекарств, не только антидепрессантов. «Меня страшит изменение химии, – говорит он. – Я всегда был противником лекарств. Даже аспирин не принимаю! Я понимаю, что лекарства созданы, чтобы помогать нам, но меня всегда волнует, как они будут взаимодействовать с организмом в долгосрочной перспективе. Антидепрессанты могут быть очень мощными, а отложенные побочные эффекты пока неизвестны. Я беспокоюсь, что они могут вывести всю мою систему из равновесия, а это в конечном счете скажется на беге».