Бег – моя терапия - Скотт Дуглас

дополнительные 1–2% усилий, которые обычно удавалось выжать на последних третях дистанций. Сначала я сомневался, связано ли это с физиологией или психологией, но со временем пришел к выводу, что дело скорее во втором. Как я уже говорил, препарат смягчил все худшие симптомы, но это имело свою цену: я потерял пиковые положительные показатели. Я стал более безразличным, менее ретивым почти во всем, включая, как я понял, и то, пробегу ли я на семь секунд быстрее.

Несколько лет спустя олимпиец Адам Гаучер сообщил о таком же действии антидепрессантов на бег. Он заявил, что, будучи профессиональным спортсменом, не смог смириться с этим эффектом и прекратил прием флуоксетина («Прозака»). Я был очень сосредоточен на работе, когда сам начал принимать его. Мой последний личный рекорд был установлен за несколько лет до того, и я решил, что компромисс между чуть более медленным бегом и общим улучшением жизни того стоил. Возможно, я действовал бы иначе, если бы думал, что смогу поставить еще несколько личных рекордов (к слову: мне так и не удалось восстановить утраченное преимущество, даже в те периоды, когда не я принимал антидепрессанты). А вот что еще произошло, как только я начал употреблять такие препараты: я решил открыто говорить об этом. Я рассуждал так: у моего отца была наследственная проблема с холестерином, которая требовала лечения, а у меня – с психическим здоровьем. Почему я, в отличие от него, должен держать это в тайне?

Вскоре я написал небольшое эссе о своей дистимии и лекарствах для журнала Running Times. Реакция в основном была двух типов. Одни благодарили за откровенность, а другие говорили, что у меня плохо с головой и я ищу легкий способ избежать жизненных проблем. И то и другое только укрепило меня в решении говорить открыто и попытаться хоть немного ослабить стигматизацию психических расстройств и многочисленных форм их лечения.

В следующие полтора десятилетия я то принимал, то переставал принимать свой антидепрессант. Несмотря на аналогию с лекарствами от холестерина, что-то во мне всегда противилось идее глотать таблетки каждый день всю оставшуюся жизнь. Каждые несколько лет я чувствовал, что готов попробовать жить без них. Проходило разное количество времени, и я понимал, что баланс между хорошими и невыносимыми днями снова нарушался, независимо от того, как обстояли дела в беге, браке и других сферах жизни. Когда я находил силы притащиться наконец в кабинет врача, его не нужно было убеждать выписать мне рецепт.

Но с каждым разом препарат казался все менее эффективным. Весной 2011 года я снова начал принимать его, как оказалось – в последний раз.

Как я уже упоминал, дистимия никогда не мешала моей профессиональной деятельности. Но препятствием стал флуоксетин («Прозак»). Я сидел перед ноутбуком и как будто со стороны наблюдал, как безразлично мне то, что вместо работы я валял дурака. Возникали и проходили дедлайны, электронные письма оставались без ответа, совместные проекты попадали на мой стол, чтобы там умереть. А я мог лишь думать: «Надо же, как интересно». Поясню: я не очень люблю работать, но на меня всегда можно было положиться. А теперь я чувствовал себя так, как будто употребил что-то не то. Впервые лекарство заставило меня почувствовать себя не собой.

Я прекратил прием флуоксетина («Прозака») и перешел на ингибитор обратного захвата норадреналина-дофамина. Это не оказало заметного влияния на мой бег. Я всегда ужасно много потел, и, если антидепрессант и ухудшил мою переносимость жары, я об этом не знаю. (Возможно, знал бы, если бы жил в Техасе, а не в Мэне.)

Что еще важнее, лекарство, похоже, помогает мне в повседневной жизни, пусть и с побочными эффектами: повышение частоты сердечных сокращений на несколько ударов в состоянии покоя, иногда повышенная чувствительность к свету, – так что я бы, наверное, продолжил его принимать, даже если бы и бегал из-за него хуже в жаркую погоду. Такой компромисс был бы приемлемым почти четыре десятилетия беговой карьеры. В обозримом же будущем я не планирую переживать из-за постоянного приема антидепрессантов.

Другие бегуны о своем опыте с антидепрессантами

Отношение бегунов к антидепрессантам бывает очень разным. Как и реакция организма на эти препараты.

Райан Рэтбун, инженер из Чикаго, сообщает, что антидепрессанты улучшили его бег напрямую – они помогли ему встать с дивана и выйти за дверь. Рэтбун занимался легкой атлетикой в средней и старшей школе, а затем переключился на другие виды спорта, включая регби, в университете. «Когда я начал работать, спорт ушел на второй план, – говорит он. – Лет десять я ничем не занимался. Я набирал вес и все больше впадал в депрессию, начал много пить и медленно катился под откос. У меня начались проблемы в отношениях, экзистенциальный кризис, я упал на самое дно». Девушка Рэтбуна тогда сказала ему: «Тебе нужно измениться». Он согласился.

Рэтбун и раньше принимал антидепрессанты, но с неоднозначными результатами. Работая с психотерапевтом, он начал принимать дулоксетин («Симбалту») и, как только подобрал дозировку, почувствовал большую разницу. «Раньше мне вроде бы было лучше, но в целом все равно неважно, – говорит он. – А тут вдруг я понял, как чувствуют себя нормальные люди. Это ни на что не похоже».

Через какое-то время Рэтбун стал меньше пить и лучше питаться (в том числе перестал переедать). «Я сбросил вес, – подумал он. – Я могу снова начать заниматься спортом». Он решил возродить свою беговую карьеру. Сейчас он участвует в соревнованиях в своей возрастной группе и особенно увлекается забегами по лестницам небоскребов. «У меня нет ощущения зависимости, – говорит он о своем лекарстве. – Я чувствую себя человеком, которым всегда был или должен был быть».

Как и Рэтбун, Ребекка Скочилас, школьный психолог из пригорода Детройта, начала регулярно бегать только после того, как стала принимать антидепрессанты. Но она говорит, что ее бег не обязательно связан с приемом лекарств.

«Я начала принимать лекарства через три недели после рождения второго ребенка, а бегать всего через несколько месяцев после этого, – рассказывает она о том, как занялась спортом в 2007 году (с тех пор она семь раз поучаствовала в марафонах). – Я могу сказать, что лекарства не могут вполне эффективно устранить все симптомы. Когда у меня выдается очень тяжелый день, ничто так не помогает, как хорошая, сложная пробежка. Вряд ли препараты могут подарить такие же приятные ощущения». Главное, что дали ей препараты: «способность сохранять мотивацию, когда ситуация с лекарствами под контролем».

В 2016 году Скочилас перенесла операцию по удалению большой раковой опухоли. Врач увеличил ей дозу препарата из-за повышенной тревожности. Но, по ее словам, именно бег привел ее в чувство: