Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев

— Ну что, барышня, поедем? — весело окликнул ее Матвей и почему-то отвел глаза в сторону, потом развел руками.

— Я?.. Одна?.. — удивилась Надя, медленно поднимаясь со скамейки, и застыла в ожидании.

— Да, одна! Иван Петрович у меня поживет, — ответил Матвей.

— А как же теплоход? Путешествие? Ведь было все так хорошо.

— Надюша? Его жена сильно больна. Я врач и не могу, не имею права бросить ее, — заговорил, словно покатил пустые бочки, сельский врач. — Я должен подежурить у ее постели, а иначе… — он не договорил и махнул рукой. — Прости!

Сельский врач знал, что если скажет еще хоть слово, то ему уже не удержать слез, и поэтому он замолчал и крепко стиснул зубы.

Надя сидела в подводе и, отъезжая, видела, как сельский врач закрыл лицо руками и опустился на ту же табуретку, с которой она только что поднялась. Наде показалось, что сибирский кот Матвея прыгнул ей на грудь и стал когтистыми лапами разрывать ее на части. Она заплакала от боли. Матвей, как умел, стал утешать ее. Подвода удалялась все дальше и дальше, и сельский врач видел, как Надя махала и махала ему рукой. Он думал о том, как много ему надо было сказать ей.

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ

Я приехал в маленький городок Подол к девушке по имени Вика, которую сильно любил и которой хотел еще рассказать о своей любви. Знали мы друг друга давно, но Вика так же была непонятна мне, как и в первый день моего знакомства. Вика могла долго и заразительно смеяться и тут же, без всякого перехода, заплакать. Она могла болтать и болтать целыми вечерами и вдруг замолчать, зарыться в свои думы, стать нелюдимой. И нрав у Вики непостоянный. Временами она была ласковая, нежная, а временами грубая и дерзкая. Непоследовательны у нее и поступки. Пообещает прийти на свидание и не придет, а иногда не обещает и вдруг заявится ко мне в общежитие с букетом цветов. Бросит цветы на стол и начинает обниматься с таким жаром, будто последний раз встречаемся, а то вдруг оттолкнет и не подпускает близко. Желания у Вики колебались подобно маятнику настенных часов. То ей вообще ничего не надо и она с гневом осуждает людей, занимающихся накопительством, то подавай кучу денег, машину, курорт!..

Не простившись со мной, Вика уехала в маленький городок Подол. Ей разонравились большие города. Я поохал, повздыхал и поехал следом за ней. И вот я в городке Подол.

Стоял август с неубранными огородами. Гулял по полям и луговинам сенокос, а на некоторых деревьях уже проглядывали листья цвета заката. На улице было тихо, пусто, неуютно. Шел я по деревянным тротуарам, мимо ларька, закрытого на обед, мимо хлебного магазина, мимо кинотеатра. Попалась мне по дороге собака, большая и свирепая, и, на удивление, даже не тявкнула, попался баран. Он хотел ударить меня лбом, но я вовремя отскочил в сторону и услышал, как кто-то хрипло захохотал за забором. Видимо, тот идиот, с хриплым смехом, подглядывал за мной. Это надолго вывело меня из равновесия. От домов ложились прохладные тени, а в небе лениво парили белые голуби. Мне было грустно и одиноко, и я чувствовал, как тоска потихоньку сдавливала сердце.

На небольшой, прямоугольной площади, у водонапорной колонки, стояла женщина в светлом и легком платье и комнатных тапочках на босу ногу. Вода малой струей лилась в ее ведро. Она чем-то напоминала Венеру Милосскую из живого мрамора и с живыми голубыми глазами. Наполнив ведра и подхватив их полными белыми руками, она пошла навстречу мне, покачиваясь и расплескивая воду, — гибкая, стройная. Прошла, играя бедрами и мягко ступая по тротуару, окатив меня запахом французских духов и молодого женского тела. Я быстро посторонился, оступился, схватился рукой за забор, чтобы не упасть, и долго-долго смотрел ей вслед! Она прошла и, как метеорит, сгорела где-то в конце улицы. А кругом из-за заборов, домов, сараев высовывались деревья и о чем-то шептались. По небу катилось солнце, порой натыкаясь на вату облаков, заходя ненадолго за них, чтоб неожиданно выйти и снова ожечь землю. Вверху пели жаворонки, на проводах сидели кучками воробьи, на деревьях кричали вороны, словно люди у пивных ларьков.

Вот и дом Вики — бревенчатый, с резными окошками. Сердце мое сильно-сильно забилось, как билось, бывало, в детстве, когда я высоко взлетал на качелях. Какое-то удушье подступило к горлу — не продохнуть!.. Неужели сейчас, сию минуту, открыв скрипучую калитку и пройдя неширокий двор, сени, я буду в той самой комнате, где каждая вещь дорога и близка мне, так как она является принадлежностью Вики. Стоит мне закрыть глаза, как я сразу представляю ту, из-за которой приехал сюда. Она была как одуванчик, на который я боялся дышать, чтобы не рассыпался, не исчез снова. Вика, казалось, была из других миров. Ничего земного в ее поступках и облике не было.

А по небу шли и шли облака, словно узбеки перевозили свой хлопок из одного колхоза в другой.

Почти у самой калитки моей Вики стояли две бабы. Одна здоровая, с голубым платком на плечах, с глазами быстрыми и лукавыми, а другая — худенькая и рябая, с прилипшей к нижней губе и подбородку шелухой семечек. Я прошел мимо баб, открыл заветную калитку, отмахнулся от кота, который выскочил из кустов малинника и стал тереться о мои штаны, прошел двор, сени и очутился в просторной избе. Мой взгляд блуждал по комнате, натыкаясь на углы, как летучая мышь на стенки сарая, и не находил ни знакомой этажерки с письмами и журналами, ни тумбочки с духами и зеркальцем, ни моей фотографии.

— Вам кого? — окликнул меня чей-то голос.

Я оглянулся. На лавке, у входа, сидел старик и делал какие-то странные движения, напоминающие фигуры из яванских религиозных танцев. И тут я понял — у старика паралич. Я назвал девушку, которую очень хотел видеть и которая хранила все мои письма, у которой была моя фотография.

— Она