Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев

стены гитару и поет песни на стихи русского классика — Есенина. Поет не очень хорошо, но все равно трогает душу. Живет Андрей один, и по чистоте в его доме люди судят о хозяине — очень опрятен.

Однажды, ранней весной, охотились мы с ним в лесах Кадуйского района. И вот стала одолевать нас жажда. Я взял топор, подошел к березе и ударил острым лезвием по стволу. Частые капли побежали из надреза к земле.

— Пей! — предложил я Андрею, уступая ему место у ствола, и был уверен, что он похвалит меня за находчивость.

Но Андрей посмотрел на меня такими злыми глазами, что я испугался, а он обиженно закричал:

— Что ты наделал? Зачем погубил дерево без нужды?

— Да что ты, Андрюха! — начал я оправдываться. — Посмотри, сколько их тут! Пить ведь охота!

— Эх ты!.. Сегодня дерево загубил, а завтра человека! — пробурчал обиженно Андрей и надолго замолчал. Мимо пролетели две утки. Андрей вскинул ружье и выстрелил. Кажется, впервые в жизни он промазал.

Тут крупной слезой ударил дождь. Заревело небо от гнева. Андрей отошел от меня, постоял, о чем-то думая, потом достал из рюкзака белую чистую тряпку, расстелил на поверхности одной из луж и через тряпку стал пить воду. А мне было очень стыдно своего поступка, стыдно Андрея, который перестал меня замечать после этого. Я пытался рассказать анекдот, но он отмахнулся от меня, словно от комара, и все время держался в стороне.

Мы уже возвращались домой, у каждого из нас было по полному рюкзаку дичи. И тут я снова попробовал с Андреем заговорить, но он по-прежнему сурово молчал. Шли мы болотом. Я часто проваливался в трясину по пояс. Устал так, словно весь день боролся с медведем.

Вдруг Андрей остановился. Потянул к себе мой рюкзак и ружье. Я стал было сопротивляться, но он и слушать не хотел.

— Что, хочешь, чтоб дружба совсем врозь? — сердито сказал Андрей, почти с силою вырывая мою ношу.

Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что он простил меня. Над ухом звенели комары громче городского трамвая. Дождь кончился, тучи разбежались по всему небу, как футболисты по полю, и никем не подгоняемое мячик-солнце катилось к закату.

Я по-прежнему проваливался в трясину и, чтоб вырваться, хватался обеими руками за стоящие рядом деревья, но, несмотря на это, в душе воцарилось хорошее настроение. И пока тянулось болото, Андрей все тащил мое снаряжение, подбадривал, а иногда даже помогал идти.

Уже дома, когда мы пили чай, прибежала женщина в резиновых сапогах и в красной косынке и тут же попросила:

— Андрей, выручай! Кончились бесовы талоны на спички, и чаю вскипятить не могу.

Андрей дал ей коробок. Я знал, что отдал последние, но при женщине я ничего не стал говорить, а когда она ушла, то не вытерпел:

— Ты что, с ума спятил? Отдал ей, а сам как? Хоть бы оставил чуть-чуть!..

— Перебьюсь! Ведь у нее дети! — Андрей был невозмутим.

И вот я в селе Воронино, куда из Заставы перебрался на жительство Андрей Платов. Здесь я еще не бывал у него. Хоть посмотрю, как он устроился.

Машина тормознула у чайной, из открытого окна которой слышен запах кислых щей. Аж засосало под ложечкой! Внутри чайной крутили пластинку, и голос Высоцкого хрипел на всю деревню. Я рассчитался с шофером, и он укатил. Перед отъездом шофер махнул мне рукой и улыбнулся, а я подумал: «Неужто много отвалил?» На улице — ни души! И вдруг вижу, навстречу идет здоровенный мужчина в болотных сапогах. Кепка у него сдвинута на затылок, как у стахановца первых пятилеток. Я спросил его, как пройти к Андрею Платову. Он вежливо объяснил, поправил кепку и ушел, причем несколько раз оборачивался и смотрел в мою сторону. «Любопытный тип», — мелькнула у меня мысль. Я был рад предстоящей встрече. «Наверное, Андрей тоже обрадуется», — думал я. Надо поторопиться. Проходя мимо колонки, я наклонился и попил воды.

Дом, который я искал, стоял отдельно ото всех у самого леса. Небольшие его окна смотрели из-под нахмуренной крыши настороженно и зло. Я глянул на дом, и мне стало страшно. Куда ни кинь взгляд — всюду вокруг дома навален мусор. Двор обнесен забором из неструганых досок. «Таким забором только тюрьму огораживать», — мелькнула у меня мысль. И мне показалось, что и жизнь в этом доме, как и все кругом, — серая и однообразная. Если к этой картине добавить еще огромного пса, который с лаем налетел на меня, как только я открыл калитку, то все выглядело довольно неприветливо и мрачно. Я даже засомневался в том, что мужик в болотных сапогах правильно указал мне дом!

Вдруг на крыльцо вышел сам хозяин — Андрей Платов. Лицо хмурое, глаза, как у собаки, злые. На голове старый-престарый картуз, а на плечах — грязный пиджак, на котором болтались разнофасонные пуговицы. Трудно было узнать в этом человеке веселого и аккуратного Андрея Платова. О небо, что с ним?! Небо, как всегда в таких случаях, молчало.

— Вот так ой-ё-ёй! — невесело воскликнул Андрей, скривил рот и поздоровался, как раньше старики здоровались с помещиком, в пояс, сняв картуз, чего до сих пор он никогда не делал. «Чего он паясничает?» — подумал я. На его череп страшно было смотреть! Казалось, что с него только что сняли скальп. Андрей помолчал. Я тоже не говорил ни слова. Он как будто понял мой взгляд, улыбнулся, но я заметил, что улыбка коснулась только губ, а глаза по-прежнему оставались злыми. Я стоял и не шевелился. Андрей тоже замер в неподвижности, видимо ожидал, что я скажу. Полная тишина висела над нами, только слышно было легкое рычание пса из будки и где-то далеко-далеко рокотал трактор.

— Что, изменился? — не выдержал Андрей молчания. В его голосе я уловил издевку и сарказм. — Вспомни, как я однажды говаривал тебе, что есть мужики как грибы: снаружи пухлые, а внутри тля. Так вот, я сейчас как тот гриб: снаружи крепкий, а внутри тля.

Я все так же внимательно смотрел на