Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам

«Я скажу это начерно, шопотом…»

Я скажу это начерно, шопотом –Потому что еще не пора:Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра…

И под временным небом чистилищаЗабываем мы часто о том,Что счастливое небохранилище –Раздвижной и прижизненный дом.

9 марта 1937

Тайная вечеря

Небо вечери в стену влюбилось –Всё изрублено светом рубцов, –Провалилось в нее, осветилось,Превратилось в тринадцать голов.

Вот оно – мое небо ночное,Пред которым как мальчик стою:Холодеет спина, очи ноют,Стенобитную твердь я ловлю –

И под каждым ударом таранаОсыпаются звезды без глав:Той же росписи новые раны –Неоконченной вечности мгла…

9 марта 1937

«Заблудился я в небе – что делать?..»

Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь…Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть.

Не разнять меня с жизнью: ей снитсяУбивать – и сейчас же ласкать,Чтобы в уши, в глаза и в глазницыФлорентийская била тоска.

Не кладите же мне, не кладитеОстроласковый лавр на виски,Лучше сердце мое разорвитеВы на синего звона куски…

И когда я умру, отслуживши,Всех живущих прижизненный друг,Чтоб раздался и глубже и вышеОтклик неба в остывшую грудь.

9–19 марта 1937

«Заблудился я в небе – что делать?..»

Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь!Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть,

Задыхаться, чернеть, голубеть…Если я не вчерашний, не зряшный –Ты, который стоишь надо мной, –Если ты виночерпий и чашник,

Дай мне силу без пены пустойВыпить здравье кружащейся башниРукопашной лазури шальной…Голубятни, черно́ты, скворешни,

Самых синих теней образцы –Лед весенний, лед высший, лед вешний –Облака, обаянья борцы, –Тише: тучу ведут под уздцы!

9–19 марта 1937

«Может быть, это точка безумия…»

Может быть, это точка безумия,Может быть, это совесть твоя –Узел жизни, в котором мы узнаныИ развязаны для бытия…

Так соборы кристаллов сверхжизненныхДобросовестный свет-паучок,Распуская на ребра, их сызноваСобирает в единый пучок.

Чистых линий пучки благодарные,Направляемы тихим лучом,Соберутся, сойдутся когда-нибудь,Словно гости с открытым челом,

Только здесь – на земле, а не на небе,Как в наполненный музыкой дом, –Только их не спугнуть, не изранить бы –Хорошо, если мы доживем…

То, что я говорю, мне прости…Тихо, тихо его мне прочти…

15 марта 1937

«Не сравнивай: живущий несравним…»

Не сравнивай: живущий несравним.С каким-то ласковым испугомЯ согласился с равенством равнин,И неба круг мне был недугом.

Я обращался к воздуху-слуге,Ждал от него услуги или вести,И собирался в путь, и плавал по дугеНеначинающихся путешествий…

Где больше неба мне – там я бродить готов,И ясная тоска меня не отпускаетОт молодых еще воронежских холмовК всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.

Рим

Где лягушки фонтанов, расквакавшисьИ разбрызгавшись, больше не спят –И, однажды проснувшись, расплакавшись,Во всю мочь своих глоток и раковинГород, любящий сильным поддакивать,Земноводной водою кропят, –

Древность легкая, летняя, наглая,С жадным взглядом и плоской ступней,Словно мост ненарушенный АнгелаВ плоскоступьи над желтой водой, –

Голубой, онелепленный, пепельный,В барабанном наросте домов,Город, ласточкой купола лепленныйИз проулков и из сквозняков, –Превратили в убийства питомникВы – коричневой крови наемники –Италийские чернорубашечники –Мертвых цезарей злые щенки…

Все твои, Микель-Анджело, сироты,Облеченные в камень и стыд:Ночь, сырая от слез, и невинный,Молодой, легконогий Давид,И постель, на которой несдвинутыйМоисей водопадом лежит, –Мощь свободная и мера львинаяВ усыпленьи и в рабстве молчит.

И морщинистых лестниц уступкиВ площадь льющихся лестничных рек, –Чтоб звучали шаги как поступки,Поднял медленный Рим-человек,А не для искалеченных нег,Как морские ленивые губки.

Ямы Форума заново вырыты,И открыты ворота для Ирода –И над Римом диктатора-выродкаПодбородок тяжелый висит.

16 марта 1937

«Чтоб, приятель и ветра и капель…»

Чтоб, приятель и ветра и капель,Сохранил их песчаник внутри,Нацарапали множество цапельИ бутылок в бутылках цари.

Украшался отборной собачинойЕгиптян государственный стыд,Мертвецов наделял всякой всячинойИ торчит пустячком пирамид.

То ли дело любимец мой кровный,Утешительно-грешный певец,Еще слышен твой скрежет зубовный,Беззаботного праха истец.

Размотавший на два завещаньяСлабовольных имуществ клубокИ в прощаньи отдав, в верещаньиМир, который как череп глубок, –

Рядом с готикой жил озоруючиИ плевал на паучьи праваНаглый школьник и ангел ворующий,Несравненный Виллон Франсуа.

Он разбойник небесного клира,Рядом с ним не зазорно сидеть –И пред самой кончиною мираБудут жаворонки звенеть…

18 марта 1937

«Гончарами велик остров синий…»

Гончарами велик остров синий –Крит зеленый. Запекся их дарВ землю звонкую. Слышишь подземныхПлавников могучий удар?

Это море легко на поминеВ осчастливленной обжигом глине,И сосуда студеная властьРаскололась на море и глаз.

Ты отдай мне мое, остров синий,Крит летучий, отдай мне мой трудИ сосцами текучей богиниВоскорми обожженный сосуд…

Это было и пелось, синея,Много задолго до Одиссея,До того, как еду и питьеНазывали «моя» и «мое».

Выздоравливай же, излучайся,Волоокого неба звезда,И летучая рыба – случайность,И вода, говорящая «да».

‹21 марта› 1937

«Длинной жажды должник виноватый…»

Длинной жажды должник виноватый,Мудрый сводник вина и воды:На боках твоих пляшут козлятаИ под музыку зреют плоды.

Флейты свищут, клянутся и злятся,Что беда на твоем ободуЧерно-красном – и некому взятьсяЗа тебя, чтоб поправить беду.

21 марта 1937

«О, как же я хочу…»

О, как же я хочу,Не чуемый никем,Лететь вослед лучу,Где нет меня совсем.

А ты в кругу лучись –Другого счастья нет –И у звезды учисьТому, что значит свет.

Он только тем и луч,Что только тем и свет,Что шопотом могучИ лепетом согрет.

А я тебе хочуСказать, что я шепчу,Что шопотом лучуТебя, дитя, вручу…

23 марта – начало мая 1937

«Нереиды мои, нереиды!..»

Нереиды мои, нереиды!Вам рыданья – еда и питье,Дочерям средиземной обидыСостраданье обидно мое.

Март 1937

«Флейты греческой тэта и йота…»

Флейты греческой тэта и йота –Словно ей не хватало молвы, –Неизваянная, без отчета,Зрела, маялась, шла через рвы…

И ее невозможно покинуть,Стиснув зубы, ее не унять,И в слова языком не продвинуть,И губами ее не размять…

А флейтист не узнает покоя:Ему кажется, что он один,Что когда-то он море родноеИз сиреневых вылепил глин…

Звонким шопотом честолюбивых,Вспоминающих шопотом губОн торопится быть бережливым,Емлет звуки – опрятен и скуп.

Вслед за ним мы его не повторим,Комья глины в ладонях моря,И когда я наполнился морем –Мором стала мне мера моя…

И свои-то мне губы не любы –И убийство на том же корню –И невольно на убыль, на убыльРавноденствие флейты клоню.

7 апреля 1937

«Как по улицам Киева-Вия…»

Как по улицам Киева-ВияИщет мужа не знаю чья жинка,И на щеки ее восковыеНи одна не скатилась слезинка.

Не гадают цыганочки кралям,Не играют в Купеческом скрипки,На Крещатике лошади пали,Пахнут смертью господские Липки.

Уходили с последним трамваемПрямо за́ город красноармейцы,И шинель прокричала сырая:«Мы вернемся еще – разумейте…»

Апрель 1937

«Я к губам подношу эту зелень…»