Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - Осип Мандельштам

«Где связанный и пригвожденный стон?..»

Где связанный и пригвожденный стон?Где Прометей – скалы подспорье и пособье?А коршун где – и желтоглазый гонЕго когтей, летящих исподлобья?

Тому не быть – трагедий не вернуть,Но эти наступающие губы –Но эти губы вводят прямо в сутьЭсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

Он эхо и привет, он веха, – нет, лемех…Воздушно-каменный театр времен растущихВстал на ноги, и все хотят увидеть всех –Рожденных, гибельных и смерти не имущих.

19 января – 4 февраля 1937

«Как дерево и медь Фаворского полет…»

Как дерево и медь Фаворского полет –В дощатом воздухе мы с временем соседи,И вместе нас ведет слоистый флотРаспиленных дубов и яворовой меди.

И в кольцах сердится еще смола, сочась,Но разве сердце лишь испуганное мясо?Я сердцем виноват и сердцевины частьДо бесконечности расширенного часа.

Час, насыщающий бесчисленных друзей,Час грозных площадей с счастливыми глазами…Я обведу еще глазами площадь всей,Всей этой площади с ее знамен лесами.

11 февраля 1937

«Обороняет сон мою донскую сонь…»

Обороняет сон мою донскую сонь,И разворачиваются черепах маневры –Их быстроходная, взволнованная бронь,И любопытные ковры людского говора…

И в бой меня ведут понятные слова –За оборону жизни, оборонуСтраны-земли, где смерть уснет, как днем сова…Стекло Москвы горит меж ребрами гранеными.

Необоримые кремлевские слова –В них оборона обороны;И брони боевой и бровь, и головаВместе с глазами полюбовно собраны.

И слушает земля – другие страны – бой,Из хорового падающий короба:– Рабу не быть рабом, рабе не быть рабой, –И хор поет с часами рука об руку.

‹18 января› – 11 февраля 1937

«Вооруженный зреньем узких ос…»

Вооруженный зреньем узких ос,Сосущих ось земную, ось земную,Я чую всё, с чем свидеться пришлось,И вспоминаю наизусть и всуе…

И не рисую я, и не пою,И не вожу смычком черноголосым:Я только в жизнь впиваюсь и люблюЗавидовать могучим, хитрым осам.

О, если б и меня когда-нибудь моглоЗаставить, сон и смерть минуя,Стрекало воздуха и летнее теплоУслышать ось земную, ось земную…

8 февраля 1937

«Еще он помнит башмаков износ…»

Еще он помнит башмаков износ –Моих подметок стертое величье,А я – его: как он разноголос,Черноволос, с Давид-горой гранича.

Подновлены мелком или белкомФисташковые улицы-пролазы:Балкон – наклон – подкова – конь – балкон,Дубки, чинары, медленные вязы…

И букв кудрявых женственная цепьХмельна для глаза в оболочке света, –А город так горазд и так уходит в крепьИ в моложавое, стареющее лето.

7–11 февраля 1937

«Пою, когда гортань сыра, душа – суха…»

Пою, когда гортань сыра, душа – суха,И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:Здорово ли вино? Здоровы ли меха?Здорово ли в крови Колхиды колыханье?И грудь стесняется, без языка – тиха:Уже не я пою – поет мое дыханье,И в горных ножнах слух, и голова глуха…

Песнь бескорыстная – сама себе хвала:Утеха для друзей и для врагов – смола.

Песнь одноглазая, растущая из мха, –Одноголосый дар охотничьего быта,Которую поют верхом и на верхах,Держа дыханье вольно и открыто,Заботясь лишь о том, чтоб честно и сердитоНа свадьбу молодых доставить без греха…

8 февраля 1937

«Были очи острее точимой косы…»

Были очи острее точимой косы –По зегзице в зенице и по капле росы, –И едва научились они во весь ростРазличать одинокое множество звезд.

9 февраля 1937

«Я в львиный ров и крепость погружен…»

Я в львиный ров и крепость погруженИ опускаюсь ниже, ниже, нижеПод этих звуков ливень дрожжевой –Сильнее льва, мощнее Пятикнижья.

Как близко, близко твой подходит зов –До заповедей рода, и в первины –Океанийских низка жемчуговИ таитянок кроткие корзины…

Карающего пенья материк,Густого голоса низинами надвинься!Богатых дочерей дикарско-сладкий ликНе стоит твоего – праматери – мизинца.

Не ограничена еще моя пора:И я сопровождал восторг вселенский,Как вполголосная органная играСопровождает голос женский.

12 февраля 1937

«Если б меня наши враги взяли…»

Если б меня наши враги взялиИ перестали со мной говорить люди,Если б лишили меня всего в мире:Права дышать и открывать двериИ утверждать, что бытие будетИ что народ, как судия, судит,Если б меня смели держать зверем, –Пищу мою на пол кидать стали б –Я не смолчу, не заглушу боли,Но начерчу то, что чертить волен,И, раскачав колокол стен голыйИ разбудив вражеской тьмы угол,Я запрягу десять волов в голосИ поведу руку во тьме плугом –И в глубине сторожевой ночиЧернорабочей вспыхнут земле очи,И – в легион братских очей сжатыйЯ упаду тяжестью всей жатвы,Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы –И налетит пламенных лет стая,Прошелестит спелой грозой Ленин,И на земле, что избежит тленья,Будет будить разум и жизнь Сталин.

‹Первые числа› февраля – начало марта 1937

Третья тетрадь

«На доске малиновой, червонной…»

На доске малиновой, червонной,На кону горы крутопоклонной –Втридорога снегом напоенныйВысоко занесся санный, сонныйПолугород, полуберег конный,В сбрую красных углей запряженный,Желтою мастикой утепленныйИ перегоревший в сахар жженый,Не ищи в нем зимних масел рая,Конькобежного фламандского уклона,Не раскаркается здесь веселая, криваяКарличья в ушастых шапках стая, –И, меня сравненьем не смущая,Срежь рисунок мой, в дорогу крепкую влюбленный,Как сухую, но живую лапу кленаДым уносит, на ходулях убегая…

6 марта 1937

«Я молю, как жалости и милости…»

Я молю, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости,

Правды горлинок твоих и кривды карликовыхВиноградарей в их разгородках марлевых…

В легком декабре твой воздух стриженыйИндевеет – денежный, обиженный…

Но фиалка и в тюрьме – с ума сойти в безбрежности! –Свищет песенка – насмешница, небрежница,

Где бурлила, королей смывая,Улица июльская кривая…

А теперь в Париже, в Шартре, в АрлеГосударит добрый Чаплин Чарли –

В океанском котелке с растерянною точностьюНа шарнирах он куражится с цветочницей…

Там, где с розой на груди в двухбашенной испаринеПаутины каменеет шаль,

Жаль, что карусель воздушно-благодарнаяОборачивается, городом дыша, –

Наклони свою шею, безбожницаС золотыми глазами козы,И кривыми картавыми ножницамиКупы скаредных роз раздразни.

3 марта 1937

«Я видел озеро, стоявшее отвесно»

Я видел озеро, стоявшее отвесно.С разрезанною розой в колесеИграли рыбы, дом построив пресный.Лиса и лев боролись в челноке.

Глазели внутрь трех лающих порталовНедуги – недруги других невскрытых дуг.Фиалковый пролет газель перебежала,И башнями скала вздохнула вдруг, –

И, влагой напоен, восстал песчаник честный,И средь ремесленного города-сверчкаМальчишка-океан встает из речки преснойИ чашками воды швыряет в облака.

4 марта 1937

Стихи о неизвестном солдате

1

Этот воздух пусть будет свидетелем –Дальнобойное сердце его,И в землянках всеядный и деятельныйОкеан без окна – вещество…

До чего эти звезды изветливы –Всё им нужно глядеть – для чего? –В осужденье судьи и свидетеля,В океан без окна – вещество…

Помнит дождь – неприветливый сеятель –Безымянная манна его,Как лесистые крестики метилиОкеан или клин боевой.

Будут люди холодные, хилыеУбивать, холодать, голодать, –И в своей знаменитой могилеНеизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,Разучившаяся летать,Как мне с этой воздушной могилоюБез руля и крыла совладать,

И за Лермонтова МихаилаЯ отдам тебе строгий отчет,Как сутулого учит могилаИ воздушная яма влечет.

2

Шевелящимися виноградинамиУгрожают нам эти мирыИ висят городами украденными,Золотыми обмолвками, ябедами,Ядовитого холода ягодамиРастяжимых созвездий шатры –Золотые убийства жиры…

3

Сквозь эфир десятично-означенныйСвет размолотых в луч скоростейНачинает число, опрозрачненныйСветлой болью и молью нолей:

И за полем полей – поле новоеТреугольным летит журавлем –Весть летит светопыльной обновою,И от битвы давнишней светло.

Весть летит светопыльной обновою:– Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,Я не Битва народов, я новое,От меня будет свету светло…

4

Аравийское месиво, крошево,Свет размолотых в луч скоростей –И своими косыми подошвамиСвет стоит на сетчатке моей.

Миллионы убитых задешевоПротоптали тропу в пустоте:Доброй ночи! Всего им хорошегоОт лица земляных крепостей!

Неподкупное небо окопное –Небо крупных оптовых смертей –За тобой, от тебя – целокупное,Я губами несусь в темноте, –

За воронки, за насыпи, осыпи,По которым он медлил и мглил:Развороченных – пасмурный, оспенныйИ приниженный гений могил.

5

Хорошо умирает пехота,И поет хорошо хор ночнойНад улыбкой приплюснутой Швейка,И над птичьим копьем Дон-Кихота,И над рыцарской птичьей плюсной.И дружит с человеком калека –Им обоим найдется работа,И стучит по околицам векаКостылей деревянных семейка –Эй, товарищество – шар земной!

6

Для того ль должен череп развитьсяВо весь лоб – от виска до виска,Чтоб в его дорогие глазницыНе могли не вливаться войска?Развивается череп от жизниВо весь лоб – от виска до виска,Чистотой своих швов он дразнит себя,Понимающим куполом яснится,Мыслью пенится – сам себе снится –Чаша чаш и отчизна отчизне –Звездным рубчиком шитый чепец –Чепчик счастья – Шекспира отец…

7

Ясность ясеневая, зоркость явороваяЧуть-чуть красная мчится в свой дом,Как бы обмороками затовариваяОба неба с их тусклым огнем.

Нам союзно лишь то, что избыточно,Впереди не провал, а промер,И бороться за воздух прожиточный –Эта слава другим не в пример.

И, сознанье свое затовариваяПолуобморочным бытием,Я ль без выбора пью это варево,Свою голову ем под огнем?

Для чего ж заготовлена тараОбаянья в пространстве пустом,Если белые звезды обратноЧуть-чуть красные мчатся в свой дом?Чуешь, мачеха звездного табора –Ночь, что будет сейчас и потом?

8

Напрягаются кровью аорты,И звучит по рядам шепотком:– Я рожден в девяносто четвертом…– Я рожден в девяносто втором…И, в кулак зажимая истертыйГод рожденья – с гурьбой и гуртом –Я шепчу обескровленным ртом:Я рожден в ночь с второго на третьеЯнваря – в девяносто одномНенадежном году – и столетьяОкружают меня огнем.

1–15 марта 1937

«Я скажу это начерно, шопотом…»