Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

class="p1">Декан сразу изобразил лицом важность момента, приказал одному из стражников, умудрившемуся в такую жару и при отсутствии кондиционеров обзавестись насморком:

— Анкус, проводи его.

Тот шмыгнул носом и жестом показал, чтобы шел за ним.

Мамерк Эмилий сидел в просторном помещении, освещенном четырьмя масляными лампами в виде китов, из спин которых вырывались вместо фонтанчиков язычки пламени. На входе без двери стояли два охранника в доспехах из ткани и с гладиусами справа на золотистом шнуре через плечо, пропущенным под темно-коричневый кожаный ремень шириной сантиметров пять. Был казначей лыс и пухл. Первый недостаток пытался скрыть, зачесав жидкие черные волосы с боков на плешь на темени, а второй — под просторной темно-красной тогой, символом римского гражданина, которую сейчас мало кто носит, вышла из моды. Пурпурных полос на ней не было. Видимо, из вольноотпущенников или потомок такового, а номен Эмилий был позаимствован у бывшего хозяина.

Я поприветствовал, вручил свиток. Казначей сперва повертел его, глядя подозрительно, я бы даже сказал, с опаской, как сапер, нашедший мину неизвестного типа. Осторожно развернув, прочитал трижды, судя по движению глаз, хотя текста там было два коротких предложения, требовавших выдать подателю сего награду в пятьдесят тысяч денариев. Лицо чиновника при этом скривилось, точно узнал о смерти близкого человека. Заметно было, что выдавать деньги не хочет. Я называю это синдромом банковского клерка, который начинает верить, что деньги банка — это его собственные, поэтому расстается с ними, скрепя сердце.

— За что тебя наградили? — задал вопрос Мамерк Эмилий.

— За все хорошее, — коротко ответил я. — Когда император вернется, спросишь у него. Мне приказано не болтать лишнего.

— Я не могу выдать деньги, пока не удостоверюсь, что это не подделка, — произнес он.

— Вместе со мной прибыла на триреме почта из Таррако. Вчера вечером ее отправили курьерами в Рим. Уже должна быть здесь. В ней было письмо лично тебе, в котором сообщено обо мне. Юлий Марат написал его при мне, — сообщил я.

— Я ничего не получал, — соврал он, не поморщившись.

— Хорошо, зайду завтра, — предложил я.

— Ни завтра, ни послезавтра ничего не изменится. Пока наш Август не вернется в Рим и не подтвердит, денег ты не получишь, — заявил казначей.

— То есть ты отказываешься выполнять приказ императора? — с угрозой спросил я.

— Не отказываюсь, а не решаюсь. Лучше пусть меня накажут за неисполнительность, чем казнят за потерю такой большой суммы, — честно признался он и приказал охране: — Проводите его за ворота и больше не впускайте, пока император не вернется в столицу.

Подляны имеют свойство возникать неожиданно там, где ждешь меньше всего. Этот бюрократ деньги не выдаст, как бы я перед ним ни выплясывал, угрожал или прельщал взяткой. Можно было бы наведаться сюда ночью и взять свое и не только, но за это накажут не его, а охранников, которые передо мной ни в чем не виноваты. Значит, придется задержаться в Риме на неопределенное время, пока Октавиан Август не решит, что победил кантабров. Надеюсь, без моей помощи им это случится скоро.

Глава 20

Если намеченный план рухнул или отодвинулся на неопределенное время, значит, это был не мой план. Наверное, мне подсказывают, что надо посидеть в нынешней столице мира, чем-то проникнуться или чего-то избежать. Вдруг меня предупреждают, что во время путешествия в Индию ждет еще большая подляна⁈ Деньги у меня есть, так что подожду возвращения императора. По закону подлости он должен объявиться, когда я уеду подальше или когда станет без разницы, сколько у меня денег: сотней тысяч больше, сотней тысяч меньше… Последний вариант меня устраивал.

— Где продают лошадей и мулов? — спросил я хозяина постоялого двора, вернувшись туда к ужину.

Меня и еще шестерых постояльцев, мелкооптовых торговцев, которые привезли из латифундий новое вино в больших, один занимал всю арбу, кулеусах — кожаных мехах, изготовленных из целой бычьей шкуры, кормили щуками, запеченными на углях, за длинным деревянным столом, плохо сколоченным, шатался. Эта рыба и так слишком костлявая, а ее еще и пересушили. Не еда, а сплошной ребус, как не уколоться или подавиться. Белое вино было под стать рыбе, поэтому мои сотрапезники пили свое.

— На Бычьем форуме, который сразу за Большим цирком, — ответил Марий.

— Знаю, бывал на нем, — проинформировал я.

— Что, передумал уезжать? — поинтересовался он.

— Да. Придется задержаться до возвращения императора. Без него не хотят решать вопрос, — признался я.

— Можешь жить у меня, сколько потребуется, — предложил он.

— Император в ближайшее время вряд ли вернется, а долго жить у тебя слишком накладно. Сниму комнату в инсуле, — отказался я.

— Как хочешь, — сразу потерял он интерес ко мне.

На следующее утро я отказался платить за завтрак, сказал, что не голоден. Меню постоялого двора меня не впечатлило. Сказал Марию, что скоро вернусь за конем и мулом.

— Можешь не спешить. До вечера новых постояльцев не будет, — разрешил он, надеясь, наверное, что я приду поздно и останусь еще на ночь.

Перекусил свежими лепешками и коровьим молоком на улице между Большим и Малым Авентинскими холмами. У коровы дыхание пахнет молоком, а у свежего молока — коровой. Пожилая молочница, довольно опрятная женщина в темно-синей столе (вариант туники) до середины щиколоток и с длинными рукавами, расположилась рядом с пекарней, чтобы желающим позавтракать на скорую руку не надо было ходить далеко. Наливала напиток из кувшина емкостью ведра на полтора с плоским дном и узким горлышком в три свои глиняные чаши емкостью грамм триста пятьдесят каждая, которые после использования ополаскивала водой из другого сосуда литра на три, благо пополнить его можно было в фонтане шагах в десяти. Вода чистая, доставленная с гор по высоким каменным акведукам длиной в несколько километров. Они как бы делят город на районы. По всему Риму журчат фонтаны разной величины. Так будет и в двадцать первом веке в старой части города, только вода будет поступать по трубам под землей. В бытность мою перегрином увидеть женщину-продавца и даже покупателя было невозможно. Разве что бедная вдова где-нибудь в глубинке отваживалась прийти на рынок за покупками. Эмансипация шагает по планете.

Других покупателей не было, а молочнице явно хотелось поболтать с новым клиентом, спросила:

— Ты не римлянин?

— Получил гражданство в награду за выполнение