Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

берег моего коня и мула и с радостью попрощались со мной. Я остановился на постоялом дворе, заплатив за ночевку один сестерций за себя и второй за своих животных, которых накормили прошлогодней, потемневшей ячменной соломой. Мой Буцефал жевал ее, обиженно фыркая. Меня накормили запеченной курицей с пшенной кашей и белым вином, сильно разведенным, чтобы, как предполагаю, труднее было понять, что сильно прокисло. Я тут же отправился спать в свою коморку, иначе наговорю хозяину постоялого двора много фигурных слов, запас которых в латыни сильно уступает русскому языку, приходится повторяться. В таких случаях часто перехожу на могучий, который римляне принимают за галльский, галлы — за греческий или фарси, а греки и персы — за скифский. Мнение последних мне неизвестно.

Утром я отправился в Рим. Город Остия, вытянувшийся вдоль правого берега реки и защищенный крепостной стеной высотой метра четыре с половиной, я пересек вдоль. Охрана на воротах даже не дернулась, чтобы досмотреть, что везу на муле. Видимо, на купца я совсем не похож. С тех пор, как бывал здесь в последний раз во времена Гая Юлия Цезаря, Остия сильно разрослась. Сколько в ней сейчас жителей, точно не скажу. По моим прикидкам где-то тысяч тридцать. В первой линии у реки трехэтажные склады: на нижнем хранят товары, на втором расположены офисы, на третьем — жилые помещения. Такие здания называют хорреа. Вдоль них проходит главная улица шириной девять метров, на другой стороне которой храмы, амфитеатр, таверны, термы… На третьей и четвертой улицах находились одно-двухэтажные домусы богачей, а дальше высились четырех-пятиэтажные инсулы для бедняков.

Выехав из города, я пристроился к купеческому каравану длиной в римскую милю, не меньше, который еле плелся. Я сперва двигался с той же скоростью, но стало скучно, решил возглавить колонну. Оказалось, что наша отставала всего метров на пятьсот от предыдущей, а та в свою очередь на такое же расстояние от следующей, перед которой скакали, постепенно удаляясь, плотной группой всадники, человек сто двадцать. Я примкнул к ним. Часа за четыре легкой трусцой мы добрались до Рима, куда сейчас ведут все дороги.

Глава 19

Постоялый двор, в котором я остановился, находился на Остийской дороге метрах в трехстах от городских стен высотой метров восемь и с башнями метра на три-четыре выше. Заправлял в нем однорукий громила с красным, налитым кровью лицом. Наверное, гипертоник. Звали его Марий. Не хватало у хозяина постоялого двора левой руки, в которой правши, а он относился именно к ним, держат щит. Предполагаю, что потерял не в бою, потому что этой руке достается чуть ли не в последнюю очередь. Хотя мог убегать, бросив щит, и закрываться левой от копья или меча догоняющего всадника. Военного во мне он не признал или не признался.

Тяжело сопя, будто поднимает что-то очень тяжелое, Марий объявил:

— Три сестерция за тебя, коня и мула.

— Два или еду дальше, — предложил я.

— Дальше будут хуже, — предупредил он.

— У тебя тоже не дворец, — сказал я.

— Ладно, оставайся за два в день, — согласился хозяин постоялого двора.

Заводя мула в конюшню, он пригляделся к клейму и объявил:

— Оно подправленное. Раньше мул принадлежал армии. Наверное, Четвертому легиону.

— Все может быть, — не стал я спорить. — Мне его выдали из конюшни Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа. Знаешь такого?

— Кто ж его не знает⁈ — хмыкнув, произнес Марий. — Так ты у него служишь?

— Служил, — ответил я. — Получил вольную и гражданство. Сейчас выполняю личную просьбу императора, — соврал я и спросил: — Как ближе пройти к храму Юноны Монеты?

— Вон видишь холм Капитолий? Там храм этой богини, — показал он пальцем. — За второй крепостной стеной на развилке повернешь налево и дойдешь вдоль берега до холма.

Я поблагодарил и потопал в указанном направлении. Охрана ни на воротах в первой крепостной стене, ни во второй не обратила на меня внимания. Моя мания величия обиделась, хотя проблемы мне ни к чему. Несмотря на середину дня и жару, на улицах много людей. Как заведено в столицах всех государств во все времена, большая часть горожан спешит по своим делам, а меньшая с легким презрением наблюдает за ними. Что забавно, ко вторым чаще относятся далеко не богачи, которые, в отличие и от первых, и от вторых, отсиживаются в домусах с толстыми стенами, дожидаясь, когда спадет жара.

Мне показалось, что Рим сильно изменился, не похож на тот, каким был лет двадцать пять назад. У меня бывает, что, попав в знакомый город, сперва не узнаю его, а потом натыкаюсь на что-то, хорошо запомнившееся в предыдущие визиты — и сразу все становится на свои места. На этот раз «точкой сборки» стал Большой цирк, расширенный Гаем Юлием Цезарем. В нем проводились скачки колесниц. Я не бывал внутри, но и снаружи сооружение, вмещающее четверть миллиона зрителей, производит впечатление даже на человека, повидавшего небоскребы.

Поднялся на Капитолийский холм окруженный крепостной стеной высотой метров семь, не по главной дороге, вымощенной плитами из лавы и местами украшенной арками, а вслед за носильщиком с большим тюком на плече по тропе, идущей от одной террасы к другой. Храм Юноны Монеты напоминал колоннадой греческие. Творческое заимствование — основа римского менталитета. Их не смущает, что все еще находятся в тени интеллектуально более развитого соседа. Рядом с храмом находился монетный двор, защищенный каменной стеной, получивший название в честь него или наоборот. На холме воинов городского гарнизона не было, а вот монетный двор охранялся, как минимум, парой контуберий. Я сразу определил декана, командовавшего стоявшей сейчас у ворот, рослого типа в заметно выпирающим пузом, облаченного в нагрудник из горизонтальных полос кожи в отличие от своих подчиненных, на которых были доспехи из нескольких слоев ткани. Смотрел он на меня, как бравый красный командир, сын проститутки, на жеманную институтку.

— У меня поручение от императора Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа к казначею Мамерку Эмилию, — сообщил я.

— Ты это серьезно или решал разыграть нас⁈ — насмешливо поинтересовался декан, а его подчиненные заулыбались подхалимски.

— Серьезней не бывает, — ответил я, достал небольшой свиток, свернутый трубочкой, отогнул малость, открыв нижнюю часть с оттиском печати.

Юлий Марат, заполнив вексель, накапал на него воск красноватого цвета и приложил овальную золотую печать с профилем своего босса и надписью «Гай Октавий».