Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

и подложив под спину туго набитую перьями подушку в темно-красной наволочке, возлег на ложе и приступил к трапезе. На кусочек уже подсохшей лепешки клал ломтик ветчины и сверху пластинку сыра. Запивал вином, сладковато-терпким. Шло на «ура!».

Когда жуешь интенсивно, притупляется слух, поэтому я не сразу заметил нарисовавшего на входе Октавиана Августа, скорее, сперва почувствовал его взгляд. Ему тридцать восемь лет. Среднего роста и некрепкого сложения. Темно-русые волосы средней длины завиты и сейчас, после сна, смяты. Высокий лоб, узкое выбритое лицо с прямым длинноватым носом, карими глазами, тонкими губами, сжатыми плотно, из-за чего казался не столько волевым человеком, сколько упрямцем. Льняная белая туника, в которой он спал, длиной до середины бедер. Босой. Пальцы ног кривые с длинными ногтями. Как я не услышал их цоканье по мраморному полу⁈

— Салют, император! — поприветствовал я, не вставая, и предложил, указав на вторую клинию: — Располагайся, поболтаем.

— Ты кто такой? — спросил он скорее удивленно, чем испуганно.

— Меня зовут Корокотта, — представился я. — Ты пообещал за мою голову пятьдесят тысяч денариев. Я принес ее. Гони деньги.

— Сейчас разбужу слуг… — тут же, не полностью оклемавшись, видимо, от сна и удивления, молвил он.

— Да я не спешу. Даже будить тебя не стал, решил подождать до утра, — остановил его.

— Я мало сплю. Часто просыпаюсь по ночам от кошмаров, как сейчас. Приснилось, что меня живого похоронили, — рассказал он.

— Это хороший сон: будешь долго жить, — истолковал я. — Мне тоже иногда такая гадость снится, что хоть спать не ложись. Никогда в жизни так не боялся, как во снах, хотя в каких только переплетах не побывал, — поделился я и опять показал на клинию по другую сторону стола: — Присоединяйся. Перекусим, поговорим, а утром займемся делами.

— Хорошо, — согласился он и собрался было налить себе сапы.

— Не пей эту гадость, — посоветовал я.

— Почему гадость⁈ — удивился он. — Очень вкусная, мне нравится.

— У тебя голова, печень, почки часто болят? — задал я вопрос.

— Да, — подтвердил он.

— Это из-за свинца в сапе, который накопился в твоем теле. Он медленно убивает тебя, — поставил я диагноз.

— Ты лекарь? — поинтересовался Октавиан Август.

— Нет, но моя бабушка была. Дочек и внучек у нее не осталось, умерли в детстве, вот она и пыталась передать свои знания мне, но ее внук быстро понял, что убивать людей намного выгоднее, чем лечить, — выдал я экспромтом.

— Ты хочешь сказать, что все болезни у меня из-за сапы? — не поверил он.

— Из-за свинца, которого много в ней, — повторил я. — Больше не пей ее и следи, чтобы воду тебе давали не ту, что течет по свинцовым трубам.

— И после этого выздоровею? — спросил он, наливая себе обычного вина.

— Совсем — вряд ли, потому что в твоем теле уже много отравы, но болеть будешь реже и легче. Вместо сапы пей каждый день коровье молоко, ешь мед и жуй забрус — и через несколько месяцев тебе станет легче, — уверенным тоном проинструктировал я.

При разговоре с больным врач должен оставить все сомнения и изложить курс лечения таким тоном, будто это каждому дураку известно. Если больной поверит, то наполовину вылечится. Может, прописанные мной продукты не помогут, но уж точно не навредят. В годы моей юности молоко было обязательным для тех, кто работал на вредном производстве, выдавали по стакану в обед, а мед и забрус полезны даже для здоровых.

Октавиан Август возлег на вторую клинию, внимательно посмотрел на меня и полюбопытствовал:

— Как ты смог незаметно пробраться сюда?

— Молча, — ответил я. — Удивляюсь, как при такой охране ты еще жив⁈

— Приходится выбирать из тех, кто не подведет, а они не самые лучшие служаки, — пожаловался император.

— Заведи собак. Еще ни разу не слышал, чтобы хоть одна предала хозяина, — посоветовал я.

— Боюсь их. Меня в детстве укусила, — честно признался он.

Чем сильнее ты боишься собаку, тем больше шансов, что нападет. Страх придает серый цвет нашей ауре, которую животные видят и реагируют, согласно своей природе. Впрочем, если не боишься, все равно могут покусать в силу сторожевого инстинкта.

— Странно, ты, мой враг, советуешь мне с охраной и как вылечиться, — произнес Октавиан Август.

— Во-первых, лично ты не враг мне. Я не кантабр. Оказался у них случайно после кораблекрушения. Присоединился к их войне, чтобы денег заработать, но они попытались убить меня, прельстившись твоей наградой. Так что дальше пусть сами отдуваются. Во-вторых, один очень сведущий друид, предсказавший нашу с тобой встречу, сказал мне, что ты проживешь долго и умрешь своей смертью. Спорить с богами бесполезно, — иносказательно сослался я на труды историков, которые в том числе упоминали о визите Корокотты к императору за наградой и, как оказалось, не обманывали.

— А кто ты по национальности? — полюбопытствовал он.

— По отцу я галл, но мама была гречанка из богатой семьи. Отец служил во вспомогательных войсках под командованием твоего дяди Гая Юлия Цезаря, когда тот воевал в Греции с Гнеем Помпеем. После сражения при Фарсале отец взял в плен мою маму и бросил службу, так и не выслужив премиум, — поведал я.

Премиум — это земельный надел, который получал по выслуге лет или за боевые заслуги воин римской армии. Иностранцам в придачу полагалось римское гражданство.

— Ты говоришь по-гречески? — спросил Октавиан Август на греческом языке.

— Конечно. Это язык моей матери, — ответил я на том же языке. — Вдобавок у меня был учитель-грек.

— И чему он тебя научил? — иронично поинтересовался император.

— Не хочу обидеть, но, уверен, что большему, чем многочисленные учителя научили тебя, причем настолько, что ты даже не поймешь это, — поддел я в ответ.

Теперь пусть попробует понять, что образованнее меня.

— Ловко ты вывернулся! — похвалил он. — Как-нибудь тоже использую этот демагогический прием!

— Вот как раз в красноречии я не силен. Предпочитаю точные науки, — признался я.

— Я тоже, но мне все время приходится кого-то убеждать, направлять, оправдывать или обвинять. Один наш сенат чего только стоит! Ты даже не представляешь! — пожаловался он.

— Еще и как представляю! — не согласился я.