Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова

и там в красивых дореволюционных зданиях размещались кофейни, магазинчики, булочные…

Ну и что я хочу здесь найти?

Когда я прошла уже половину улицы, мне показалось, что одна вывеска подмигнула мне.

Я остановилась, оглянулась.

Над небольшой витриной книжного магазина висела неоновая вывеска с названием «Голос». Светящиеся буквы действительно то гасли, то вспыхивали, словно подмигивали прохожим.

Вот погасли все буквы, кроме третьей и четвертой — Л и О…

Теперь наоборот — эти две буквы погасли, а остальные вспыхнули — Г, О и С…

Снова буквы мигнули в том же порядке, и на этот раз я успела их прочитать.

ЛО… ГОС.

То самое слово, которое было зашифровано в композиции Каракозова.

Стремянная. Логос.

Может быть, это и есть то место, которое я искала?

Я открыла дверь. Звякнул дверной колокольчик, и продавец, худосочный парень с забранными в хвост волосами, поднял голову, оторвавшись от толстой книги.

Увидев меня, он тут же утратил ко мне интерес — видимо, понял, что я не принадлежу к покупателям этого магазина.

Действительно, литература здесь продавалась специфическая — ни детективов, ни дамских романов, ни фэнтези, сплошные книги по философии и лингвистике. На обложках то и дело мелькали слова «Поэтика», «Семиотика», «Метатекст».

Имена авторов тоже были незнакомые — Ролан Барт, Мишель Фуко, Юлия Кристева, Роман Якобсон…

И вдруг на обложке одной книги я увидела целый список авторов, чьи фамилии мне только что попадались: Светлицкий, Ревякин, Терентьев, Епифанов…

Ну да, здесь были все имена из композиции с часами! И Набутов, и Арбузов, и Ярцева… Память на имена и фамилии у меня очень хорошая.

Это не могло быть случайным совпадением.

Правда, название книги было какое-то унылое и ничего мне не говорило: «Сборник статей третьей конференции по семиотике и реконструкции текста».

Я взяла книгу с полки и подошла к продавцу.

Он взглянул на книгу, потом перевел взгляд на меня.

В его взгляде читалось удивление: видимо, он никак не ждал, что я выберу такую книгу.

Еще раз взглянув на обложку, он проговорил:

— На эту книгу у нас акция. Если вы скажете кодовое слово, я сделаю вам большую скидку, и кроме того, вы получите экземпляр книги с автографами всех авторов.

Мне не нужны были автографы этих авторов, и скидку я не так уж хотела, но черт дернул меня за язык, и я выпалила первое, что пришло в голову:

— Логос.

— Верно, — продавец по-прежнему выглядел удивленным.

Он отложил свою книгу, поднялся со стула и проговорил:

— Пойдемте!

— Куда? — удивилась я.

— В подсобку, за тем самым экземпляром.

Я была заинтригована.

В конце концов, я искала это место и нашла его. Надо же дойти до конца! Парень этот вроде бы безобидный, но, если что — с ним-то я справлюсь.

И я пошла за продавцом в дверь с надписью «Только для персонала».

За этой дверью был темный коридор, который заканчивался еще одной дверью. Продавец открыл эту дверь и проговорил внутрь:

— Мэтр, эта девушка пришла.

Из кабинета донесся низкий голос:

— Она назвала пароль?

— Да, мэтр. Логос.

— Пусть она войдет!

Продавец отступил в сторону и сказал мне:

— Проходите! Мэтр ждет вас!

При этом в его голосе прозвучало непонятное мне ревнивое уважение.

Я удивилась, но ничего не сказала и вошла.

И оказалась в кабинете, заставленном темными шкафами с многочисленными книгами — старинными, в потертых кожаных переплетах, и современными, в ярких глянцевых обложках. Книги были на разных языках, определить которые я не могла.

Кроме книг в кабинете помещался большой письменный стол, заваленный опять-таки книгами и рукописями. За этим столом сидел человек с большой головой неправильной формы, с растрепанными, торчащими в разные стороны седоватыми волосами.

Едва я вошла в кабинет, этот человек вскочил из-за стола, причем он оказался очень мал ростом, едва ли не лилипут.

Он подскочил ко мне, оказавшись едва мне по плечо, порывисто схватил меня за руки и воскликнул:

— Я был уверен, что вы придете! Я ждал вас! Почему-то я был уверен, что вы придете именно сегодня! Сегодня такой особенный день… Да, я ждал вас сегодня!

— Меня? — переспросила я удивленно. — Вы меня, наверное, с кем-то перепутали.

— Перепутал? — Мэтр отстранился, еще раз внимательно осмотрел меня, затем метнулся к окну, отдернул плотную зеленую штору.

В окно заглянул дневной свет, впрочем, в кабинете стало ненамного светлее: на улице была обычная питерская погода, то есть тот короткий промежуток времени, когда один дождь только что закончился, а другой вот-вот начнется.

Тем не менее мэтр осмотрел меня еще раз при этом неярком свете и снова удовлетворенно кивнул:

— Да, именно так я вас себе и представлял. Нет, конечно, я вас ни с кем не перепутал. Я вижу на вашем лице следы перенесенных невзгод, которые углубляют стремление к истине…

— Но все же объясните, почему вы меня ждали… я ничего не понимаю…

— Это странно. Как раз вы должны все понять. Ведь вы пришли, значит, вы прочли послание, которое я зашифровал в своей композиции «Время перемен».

— Ах, вот вы о чем!

— А о чем же еще? Для начала вы обратили внимание на ключевые фразы этой композиции, значит, они вам внутренне близки. Значит, вы тоже считаете, что та реальность, которую мы видим, — это совсем не то, чем она является на самом деле. И вы согласны с тем, что, прежде чем что-то найти, нужно понять, что именно ты ищешь. И вы поняли, что ищете, нашли в моем послании ключевое слово «ЛОГОС» и сумели определить, где нужно искать. Значит, у вас пытливый ум, вы настоящий исследователь, именно тот ученик, который мне нужен…

Я хотела возразить ему, хотела объяснить, что пришла только из-за странной картины, но мэтр не давал мне вставить ни слова.

Он уселся на край своего стола, болтая ногами, как ребенок, и продолжил хорошо поставленным голосом:

— Вы, конечно, знаете труды основателей так называемой «французской теории», философов и лингвистов — Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Ролана Барта, Жана Бодрийяра, Жака Деррида…

Я, честно говоря, никогда не слышала этих имен. Разве что видела их на обложках книг в этом самом магазине. И я хотела сказать об этом мэтру, но он не дал мне такой возможности. Он продолжал:

— Собственно, у истоков этой теории стоял наш с вами соотечественник, выдающийся лингвист и филолог Роман Якобсон, упомянутый еще Владимиром Маяковским в одном из своих знаменитых стихотворений.

Он набрал побольше воздуха, из чего я сделала вывод, что сейчас он разразится целой лекцией. И вот что делать?