Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

что не имеем ни одного верного способа для того, чтобы отличить приведенные здесь два рода человеческих действий от случаев, в которых поступки, уменьшающие наше счастье и счастье других людей, вредны и непосредственно, и в окончательном своем результате, а потому должны быть признаны дурными. Мы вполне неспособны решать относительно каждого отдельного поступка, будет ли он согласен с устройством совершенного человека или нет, потому что мы не в состоянии определить это устройство в его частностях; мы не можем сказать размер отдельных способностей, из которых идеальный человек состоит; мы можем определять его устройство только в общих чертах; можем только указать известные законы, с которыми действие его способностей должно сообразовываться. Выражаясь проще, мы можем сказать, что при определении рассматриваемых здесь двух дополнительных ограничений человеческой деятельности суждение должно быть основано на понятии о счастье; счастье же в настоящее время мы можем определять только в общем, а не в частном смысле, а потому ограничения эти не могут быть развиты научным путем. Ограничения эти в отвлеченной форме совершенно правильны, и они в точности были бы соблюдаемы идеальным человеком – однако же они до тех пор не могут получить удобоприменимого выражения, пока не будет существовать идеальный человек.

§ 6. Теперь мы дошли до важной истины, касающейся этого предмета, именно – той истины, что определение границы между поступками, которые приносят посредственную пользу, хотя они в известных отношениях и временно причиняют страдание нам самим или другим людям, и теми, которые неизбежны и всегда вредны, возможно будет только впоследствии, и то только тогда, когда каждый будет пользоваться полной свободой, ограниченной исключительно такой же свободой всех. Понятно, что неприспособление способностей к их назначениям, от которого происходят все роды зла, должно состоять или в излишествах, или в недостатках. Ясно также, что в длинном ряду занимающих нас теперь случаев нет ни одного пути, кроме опыта, которым можно было бы различить действие способностей, производящее страдание, потому что они перешли за пределы нормальности своей силы, от действия, заставляющего страдать, потому что они недостаточны для нормальных условий. Для надлежащего же применения опытного метода в этом случае необходимо, чтобы каждый человек обладал наибольшей свободой, согласной с такой же свободой всех других людей. Если мы ходу нашей мысли дадим обратное движение, то можем сказать, что хотя второстепенные условия наибольшего счастья и могут быть действительно определены, но для их практического применения требуется подробное знакомство с окончательными условиями телесного и душевного устройства человека; такое подробное знакомство для нас недоступно, поэтому мы должны признавать закон о равной свободе единственным законом, который постановляет ясные для нас пределы для деятельности и способностей, и знать, что другие ограничения сами дадут себя почувствовать, и, на основании закона о приспособлении, впоследствии дело дойдет до полного с ними согласования.

Когда будут следовать этому направлению, то число действий, причиняющих вредные страдания, будет постоянно уменьшаться, а те, которые производят страдания благодетельные, будут продолжаться до тех пор, пока они перестанут возбуждать страдания. Все это может быть объяснено несколькими примерами. Склонность дикого к увлечениям, которая заставляет его действовать под влиянием первого впечатления, постепенно уступает природе цивилизованного человека, способного жертвовать настоящим благом в ожидании большего в будущем. Такое преобразование сопровождается многими страданиями. Но так как это изменение требуется необходимыми условиями социальной жизни, то недостаток способности самообладания постоянно влечет за собой строгие наказания; таким образом обеспечивается постоянное стремление всех к приобретению этой способности, хотя стремление это для них неприятно. Такое стремление приводит хотя медленным, но верным путем к успеху. У людей иногда преобладают чрезмерные инстинктивные стремления к пище; стремления эти постоянно причиняют много телесных, а порой и душевных страданий, но поэтому они неизбежно сопровождаются таким стремлением к воздержанию, которое должно постоянно сдерживать инстинкт и, наконец, привести его к нормальным размерам[23]. То, что ясно обнаруживается в этих простых случаях, точно так же неизбежно имеет место в случаях сложных, для которых выше приведены примеры и где хорошие и дурные результаты труднее соразмерить и взвесить. В этих последних случаях для рассудка невозможно определять относительные степени удовольствий и страданий, которые произойдут вследствие известных направлений деятельности; но такое определение делается по опыту и бессознательно самими инстинктивными свойствами человека.

Человек инстинктивно начнет избегать того направления, которое вообще производит более страданий или, говоря другими словами, грешить в больших размерах против неизбежных условий существования, и будет искать того, которое грешит менее. Обращаясь к действиям, при которых мы приходим в непосредственные отношения к другим людям, мы найдем, что и тут должно случиться то же самое; действия, которые никому не причиняют неудовольствия, будут постоянно возобновляться, и соответствующие им способности будут развиваться. Напротив, действия, которые должны неизбежно произвести дурное впечатление на наших соседей, обыкновенно должны будут отразиться на нас самих неприятной реакцией; эта реакция, в среднем уровне, породит все-таки известную степень ограничения – ограничение это в окончательном результате все-таки должно произвести свое действие на инстинктивное желание, которым оно порождается. Здесь следует обратить внимание на то, что имелось в виду разъяснить в настоящем случае, а именно: во время всего вышеизложенного процесса влияния на человеческую деятельность, которые производят только временные и преходящие страдания, должны привести к совершенно другим результатам, чем влияния, которые производят страдания неизбежные, потому что они действуют на нормальные способности и не могут быть устранены приспособлением. Поведение, которое оскорбляет неизбежные, т. е. нормальные чувства других, должно неизбежно подвергнуться ограничению и уменьшению своих размеров, как это и было объяснено выше; но нет необходимости, чтобы то же самое случилось с поведением, которое оскорбляет только случайные и преходящие чувства, например, предрассудки, чувства каст; напротив, если такой образ действий вытекает из неизбежных чувств, то он будет постоянно продолжаться в ущерб чувствам случайным до окончательного их уничтожения. Если люди обращаются друг с другом таким образом, что в природе каждого оскорбляется какой-нибудь существенный элемент и если им всем по очереди приходится переносить происходящее от этого страдание, то должна родиться между ними наклонность сократить инстинктивное желание, которое заставляет их действовать таким образом. Если вместо этого они будут постоянно оскорблять друг в друге несущественные их элементы, свойственные только преходящему порядку вещей, и будут побуждаться к такому образу действий стимулами, необходимыми постоянно, то несущественные элементы должны дойти до окончательного уничтожения. Таким образом со временем сама собой разъяснится путаница между неизбежными и условными чувствами, между неизбежными и условными положениями и между такими чувствами и положениями, которые отчасти неизбежны и отчасти условны. Условные чувства должны