Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

трудно решить, к которому из этих двух подразделений они принадлежат. Поэтому или нужно допустить, что ботаника и зоология должны быть рассматриваемы как одна наука и что все разграничения между естественными науками должны быть уничтожены, или следует допустить аналогическую классификацию и в науках нравственных. Следует допустить, что хотя подобные разграничения в известном смысле искусственны, но они составляют неизбежное начало для всякого систематического исследования. Ограниченная сила понимания заставляет нас разделять на группы явления природы и изучать каждую группу отдельно. Та же самая ограниченность вынуждает нас к отделению поступков людей, имеющих место при непосредственных сношениях друг с другом, от таких, которые не приводят их в столкновение. Отделение это должно иметь место, несмотря на невозможность точного разграничения. Разрабатывая одно из этих отделений, развивая принципы справедливого поведения по отношению к другим, окажется необходимым опять-таки сделать разграничение точно так же, как сделано было выше, и отделить основной и самый настоятельный принцип от второстепенного и менее настоятельного. Такое разграничение придется сделать несмотря на то, что они исходят из одного корня.

§ 4. Так как осуществление божественной идеи сводится к исполнению известных условий, то наука нравственности должна подробно разъяснить, каким образом следует направить жизнь для того, чтобы она согласовалась с этими условиями. На основании каждой из бесспорных истин этого порядка может быть построен целый ряд выводов, прямо относящихся к ежедневным нашим поступкам; или, наоборот, каждый поступок находится в известном отношении к этим истинам. Тем или другим путем всегда будет возможно разрешить вопрос, согласуется ли известный поступок с этими истинами или нет. Когда сделан ряд таких выводов и разрешен ряд таких задач, тогда дело моралиста кончено.

Из каждой подобной аксиомы может и, как уже объяснено было выше, должен быть сделан отдельный ряд выводов. Выводы, относящиеся к каждой из этих аксиом, составляют независимые части нравственной науки и должны быть развиты в порядке естественной своей последовательности. Вследствие этого наше внимание будет теперь ограничено первой и самой существенной из этих истин. Личная и частная нравственность не войдет в состав того, что будет изложено на последующих страницах, так как она отделена нами от социальной и публичной. Тут равным образом не будет разъясняться ничего, относящегося до того, что выше названо было терминами положительного и отрицательного проявления симпатии[22]. Мы теперь займемся различными выводами из первоначального условия наибольшего счастья – из того условия, которого соблюдение обозначается вообще словом справедливость. Цель наша – развить из этого условия систему справедливости; обозначить пределы круга деятельности каждого человека, разделяющие его от подобных сфер других людей; определить отношения, которые необходимо произойдут от признания подобных разграничений; другими словами, здесь мы разовьем принципы социальной статики.

Часть вторая

IV

Первоначальный источник основного начала

§ 1. Может быть, априористические соображения, изложенные в предшествующих главах, многим покажутся слишком отвлеченными для ясного понимания. Впрочем, можно и не обращаться к таким отвлечениям и все-таки найти путь к основному началу нравственной науки, из которого мы теперь будем делать наши выводы. Путь этот мы желаем указать в настоящем изложении. Исходя снова от признанной уже истины, что счастье человеческое заключает в себе волю Божию, мы вглядимся в средства, приличные для достижения этого счастья, и рассмотрим, какие ими предполагаются условия.

Счастье есть известное состояние сознания. Это состояние производится действием на сознание известных видоизменяющих его влияний – известных возбуждений. Всякое возбуждение сознания мы называем ощущением. Следовательно, те возбуждения, которые составляют счастье, должны быть ощущениями.

Каким образом мы получаем ощущения? Ощущения получаются нами путем так называемых способностей. Не подлежит сомнению, что человек не может видеть без глаз. Точно так же не подлежит сомнению, что он не может получить какого бы то ни было рода впечатление, если он не одарен силой, способной к восприятию этого впечатления, т. е. если он не имеет соответствующей ему способности. Все душевные состояния, которые мы называем чувствами и идеями, суть ни более ни менее, как возбуждения сознания посредством подобных способностей – это ощущения, которые производятся в сознании этими способностями.

Затем следует вопрос: при каких обстоятельствах способности производят те ощущения, из которых состоит счастье? Ответ: если их упражняют. Всякое удовольствие происходит от деятельности одной или многих из этих способностей. Приятное ощущение соединяется со здоровым отправлением всякой духовной и телесной способности. Это приятное ощущение можно получить только тогда, когда совершается отправление, т. е. когда соответствующая ему способность упражняется. Каждая способность в свою очередь доставляет свое особое ощущение, и сумма этих ощущений составляет счастье.

Все это может быть выражено вкратце таким образом. Желание показывает потребность в известного рода ощущении. Ощущение может быть произведено только упражнением способности. Итак, всякое желание может быть удовлетворено только деятельностью способности. Счастье состоит в надлежащем удовлетворении всех желаний, следовательно, счастье состоит в надлежащем упражнении всех способностей.

§ 2. Если Бог желает человеческого счастья, а человеческое счастье можно получить только упражнением способностей, то, следовательно, Бог желает, чтобы человек упражнял свои способности. Итак, обязанность человека – упражнять свои способности, потому что обязанность требует исполнения воли Божией. Обязанность человека упражнять свои способности доказывается еще тем, что, пренебрегая этим упражнением, он навлекает на себя страдание. Нормальная деятельность каждой способности производит удовольствие, а постоянное отсутствие деятельности – тяжкое ощущение. Точно так, как желудок ощущает голод, когда ему нужно переварить пищу, так же всякий душевный и телесный деятель чувствует голод, когда ему нужна деятельность, для которой он предназначен. Если мы не удовлетворим желание способности пищеварения, то мы произведем страдание, и точно такое же страдание мы произведем, если не удовлетворим требованиям всякой другой способности; страдание это будет пропорционально значению способности. Так как Бог желает человеческого счастья, то, следовательно, поведение, которое производит несчастье, противно Его воле. Потому не упражнять своих способностей – значит действовать против Его воли. Этим путем мы опять приходим к тому, что упражнение способностей есть воля Божия и обязанность человеческая.

Исполнение этой обязанности неизбежно предполагает свободу действий. Человек не может упражнять своих способностей, не имея известной степени простора. Он должен иметь свободу движения, свободу видеть, чувствовать, говорить и действовать; он должен иметь свободу приобретать пищу, одежду, кров и удовлетворять всем потребностям своей природы. Он не должен быть стесняем при исполнении всего того, что посредственно или непосредственно требуется для надлежащего удовлетворения каждой из его духовных или телесных нужд. Без этого он не может исполнять своей обязанности или воли Божией. Если он не может