Восхождение богов - Даша Игоревна Пар

Служанка наносит за мочками ушей немного духов, спуская руку к ложбинке между грудей.

– Не смей, – грубо приказывает Клэри на местном языке, и девушка, склонившись, оставляет ее одну.

И вот уже сама волчица спускает палец ниже, а затем проходит по запястьям. Наносит на щеки чуть-чуть румян и отпускает один локон. Она красива. Но естественной, дикой красой. Ее миндалевидные глаза смотрят прямо и уверенно, и кажется, что она видит саму себя насквозь.

Девочка, угодившая в земную сказку. В одну из тех, что рассказывала мама.

Острый укол тоски склонил Клэри ниже к туалетному столику, в глазах защипало от непрошеных слез.

– Я буду сильной, как ты, мама, – шепчет она себе, ощущая, будто кто-то обнимает ее сзади, успокаивающе поглаживая обнаженные плечи.

Если бы только она знала, что ее ждет…

* * *

Я вновь просыпаюсь от вязкого, как малиновое варенье, сна, выплывая наружу, в хвойную темноту. Ко мне склоняется Анка, подносит к губам парное молоко и следит, чтобы я все до последней капли выпила. Ее белое лицо контрастирует с темнотой позади, кажется, что она сияет каким-то невероятным внутренним светом.

– Сколько я проспала?

– Неважно, Сэл. Спи, а я покараулю твои сны.

Я киваю, вытирая с губ белые капли, и засыпаю вновь. Следующее видение уничтожило сказку.

* * *

Ее озлобленный голос гремел по всем залам воздушного дворца, вынуждая слуг прятаться от очередного скандала в господских комнатах. Она разорялась со всей страстью юности, умолкнув, лишь когда закончился воздух в легких. Однако крик будто застрял над ними обманчивым эхом.

Ктуул проигнорировал ее злость, заговорив все тем же, набившим оскомину, спокойным голосом.

– Это расплата за грехи, Клэри. Они сами виновны в своих бедах. В твой мир драконы пришли мудрыми и всепрощающими, этакими божествами, направляющими к свету. Однако именно они заковали нас в цепи этого ожерелья, забрав возможность переходить из мира в мир. Знаешь ли ты, как сложно вечно быть привязанным к одному месту? Нам пришлось несладко.

Девушка не была наивной. За те месяцы, что она жила рядом с Ктуулом, она успела усвоить медовую мягкость его нрава, за которой скрывались острые, как бритва, шипы. Вечный оказался требовательным учителем, не гнушавшимся болью, которая, казалось, доставляла ему истинное удовольствие. И после каждого урока Ктуул заваливал ее роскошными подарками, пытаясь загладить жестокость.

Когда Клэри полетела в запретные земли, он прямо в воздухе отобрал ее крылья, и она сломала руки, упав в бушующий океан. Три недели восстановления протянулись, как мост через вечность: от бессилия девушка плакала ночами, со страхом ожидая утра, когда он придет, чтобы позаботиться о ней. Ктуул самолично кормил и купал Клэри, следил, чтобы наложенные шины не раздражали нежную кожу. Он развлекал ее музыкой и проекциями волшебных миров, в которых когда-то бывал. Однако за этой удушающей заботой скрывалось сытое удовлетворение от полного обладания непокорной волчицей.

В другой раз девушка влезла в его лабораторию, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы вернуть ее домой, подозревая, что Учитель сознательно держит ее при себе, скрывая от других вечных, видя в ней драгоценную игрушку и способ убраться отсюда в одиночку.

Клэри ничего не нашла, кроме жутких экспериментальных журналов. Он вывел новую породу людей-стражей, каменных исполинов, охранявших проход в темный мир, скрытый в ледяном океане. Мир мертвецов.

Узнав о ее непослушании, Ктуул забрал ее глаза, окрасив мир в бесконечный черный цвет, где золотом сияла лишь его фигура. И вновь она впала в полную зависимость от него, вынужденная ходить за руку и постоянно быть подле, чтобы не разбиться и не сломаться.

– Порой мне кажется, ты воспринимаешь меня как куклу. Желаешь, чтобы я всегда была рядом и всегда была интересна, – с горечью произнесла Клэри, когда он из прихоти вернул ей зрение.

На что Ктуул только мягко улыбнулся.

– Я лишь забочусь о тебе. И учу. Помнишь? Ты сама согласилась стать моей ученицей. Не думай, что уроки будут легкими. В конце концов, когда ты будешь готова, я вознесу тебя на пьедестал величия, и ты войдешь в сонм вечных.

Девушка боялась слов Ктуула. И еще больше опасалась того, что будет дальше.

Вот и теперь, узнав, что драконы, запертые в звериные тела, обладают разумом, она не смогла сдержаться и набросилась на вечного с обвинениями.

– Ваши слуги обращаются с ними как с дикими животными! Выводят породы по цвету, стегают плетьми и содержат в загонах. Но ведь они разумны! Они чувствуют и понимают, что с ними делают!

Ктуул взял Клэри за руки и поднес их к губам. Девушка застыла на месте, заметив опасный блеск в его глазах. Мурашки пробегали по ее телу всякий раз, когда он так смотрел на нее. В этом и был истинный страх. Она была в его власти и понимала, что увязла, как муха в паутине бессмертного паука. Будь его воля, Клэри бы и не заметила паутины, но ему нравилось играть с букашкой, знавшей границы своей свободы.

Девушка позволила ему прижать себя к груди, позволила запустить пальцы в свои волосы, ощущая, как усиливается аромат фиалок в воздухе, а из открытых окон доносится далекий гром, предвестник настоящей бури. И приняла единственно верное решение.

– Прости, я бываю глупой. Не надо было так себя вести, – глотая гордость, произносит она и тянется к нему, обнимая и позволяя его тьме заползти под кожу, захватывая тепло ее души.

Недавно Клэри узнала кое-что о вечном и теперь лучше понимала, почему он так в нее вцепился, что даже сумел вытащить из родного ожерелья и притащить сюда.

Но этим знанием стоило распоряжаться с осторожностью. Как и новоприобретенным другом.

* * *

Вновь выныривая из сна, жадно хватаю пересохшими губами воздух. Сколько же боли спряталось между видениями! Сколько тоски по дому, отчаяния от невозможности вернуться и острого понимания полной зависимости от существа, что так легко обвело ее вокруг пальца, соблазнив словами «Я научу тебя всему, чего бы ты ни захотела». Горькая наука всколыхнула собственный опыт. Мне удалось не угодить в ту же ловушку.

Рядом со мной никого нет. Края шатра колышутся от сильного ветра, а снаружи доносятся странные звуки. Подняться с кровати оказалось непростым делом: тело отяжелело от долгой лежки и недостатка пищи. Я стягиваю одеяло, кутаясь в него, как в шаль, и на ощупь, подслеповато щурясь, выбираюсь наружу.

Никого нет. Все кругом занесено снегом, и небо засеребрилось очередной порцией белой хмари, от которой все за пределами поселка прячется, как в